Артём Каменистый: Время одиночек

— Господин Сеул, осторожнее, пожалуйста. Перед этой бойней дождь хорошенько вычистил мостовую — старой грязи почти не осталось. Так что не затопчите следы. Хотя чего это я вас учу — сами это получше моего знаете.

— Ох и кровищи тут! — выдохнул за спиной младший дознаватель.

— Риолин, просто пока постойте у кареты! — приказал Сеул. — Бигль, поработайте со следами, Гумби, записывай всё и составляй карту места преступления. Начинай от двери трактира.

— Я бы посоветовал начинать отсюда, — предложил Дербитто. — Чем ближе к трактиру, тем больше следов… и тем интереснее они. Там всё началось, а здесь всё закончилось. И писать вам, ребятки, долго придётся… очень долго. На каждого холодного, что здесь по округе валяются, по четыре бумаги положено — у вас её может не хватить.

Сеул, встав у Дербитто за спиной, посмотрел, чем занимается глава стражи. Глава стражи занимался не очень эстетичным делом — внимательно разглядывал свежую коровью лепёшку.

Дознаватель покачал головой:

— Ливень смел дневной мусор — что тут могла ночью делать корова?

— А кто их знает… коров… видать дела были у неё свои… коровьи. Нам до её дел особого интереса нет, а вот то, что она здесь нагадила, это уже дело наше. Отменная улика… Взгляните, господин старший дознаватель — в дерьмо это наступил кто-то. Хорошо наступил, чётко отпечатался — сапог отменно большого размера. Таких лап немного в округе, что сужает круг тех, кто способен был сотворить с этой лепёшкой подобное. Мои ребятки были на месте чуть ли не через минуту, и не дураками оказались, успели до башни добежать, синь вытащили — у нас на каждой восьмой башне один колпак из учеников всегда дежурит. Так что город мы сразу прикрыли жёстко, и знаете что? На внешних воротах схватили Пуго — бежал наш плут-трактирщик из города, на ночь глядя… потянуло его на сельскую местность. И думается мне, что сапоги у нашего Пуго будут в навозе и крови — лапа у него, что у медведя матёрого.

Сеул с подчёркнутым спокойствием поинтересовался:

— Дербитто, мне кажется, что городскую управу ваши подняли по тревоге не для того, чтобы мы тут навозом любовались. Я вижу там пару тел, и кажется мне, что это не пьяные у канавы прилегли, а всё гораздо хуже. Раз нас притащили сюда, значит, с тихими этими не всё ладно. Я, конечно, понимаю, что умерли они не своей смертью, но ради пары тихих сюда бы всё живое не согнали.

— Тихих тут не пара… вы, господин Сеул, ещё в трактир не заходили. Но, в сущности, вы правы — я всю эту бучу поднял из-за этой парочки.

— Что не так с ними? Уж не принцев ли крови здесь прирезали?

— Хуже господин Сеул, всё намного хуже… Взгляните сами.

Дербитто потянул за холст, продемонстрировал дознавателю голову покойника, вернул грубую ткань на место — нечего толпе на такое дело таращиться, пусть даже толпа эта состоит из одних лишь стражников.

Сеулу резко поплохело — и поплохело сильно. Поджилки противно задрожали, а слюна во рту мгновенно стала какой-то кисловатой, с металлическим привкусом. И очень сильно захотелось в уборную. Еле слышно, почти беззвучно, шевельнул губами:

— Зайцы…

— Да господин Сеул — они самые.

— Откуда… почему… Да что здесь вообще произошло?!

— Я бы и сам хотел это знать…

— Дербитто, это ваш район. И это моя ночь — я сегодня главный дознаватель по городу. Думаю, ты понимаешь, что это значит.

— Тут и дурак поймёт — рассвет для нас может стать невесёлым… и не только для нас… Оптом упакуют под холст всех, кто спрятаться не успеет…

— А эти… эти… уже знают?

— Если и знают, то мне об этом неизвестно. Да и какая теперь разница?

— И правда… никакой. Свидетели есть?

— Нет конечно — все разбежались. И я их очень хорошо понимаю… сам поглядываю в сторону ворот…

— Дербитто, нет для нас ворот… на дне моря достанут теперь, если что… Ну что же… Давай к управе — поговорим с этим Пуго… для начала. Если повезёт, то на нём вопрос и закроем. Посмотрим на его сапоги…

— Ты можешь молчать. Или можешь говорить — говорить взахлёб, вспоминая даже те свои паскудные прегрешения, о которых давно позабыл. Можешь кричать на помощь. Можешь жаловаться. Можешь требовать, чтобы к тебе привели весь городской совет и всех шлюх, что отираются у Второй Стены, в придачу — не вижу разницы между вашими толстяками и этими сифилитичными дамочками. Никто не придёт, и никому не нужны твои жалкие жалобы. И сам ты никому не нужен. Всё что ты можешь теперь, это выплёвывать выбитые зубы, и корчиться на полу, в луже крови, мочи и блевотины. Моча, блевотина и кровь, будут твои собственные — никто здесь тебя этим дерьмом снабжать не будет. И никто — никто тебе не поможет. На тебя сейчас плевать всем — абсолютно всем. Плевать со всех восьмидесяти восьми башен Первой Стены. И со всех шпилей королевского замка — я и сам не помню, сколько их там, но достаточно много.