Гала Рихтер - Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

А в подвале у него был запас.

— Могу предложить новые шахматы, — он потряс крохотной коробочкой, — стерео, отличная картинка, передвижение фигур с помощью ввода координат, тебе — как чемпиону — со скидкой.

— Мне не шахматы, — сказал я, не торопясь.

— Тогда что? — почти искренне удивился Старик. Почти — потому что я заметил оценивающий взгляд опытных серых глаз, скользнувших по фигуре. В один момент мне просчитали все: силу рук, ловкость, глазомер.

— Мне надо убить одного человека, — сказал я просто. В магазине, кроме меня была еще парочка, склонившаяся над ящиком с мячами, но они стояли далеко и навряд ли слышали, что я сказал.

Наверное, в этот момент выглядел я уж очень измученным, потому что Старик вдруг сказал:

— Посиди немного. Я выпровожу этих двоих и вернусь.

Рядом были обувные полки и стояла скамья. Я опустился на нее, наблюдая за тем, как хозяин магазина с любезной улыбкой говорит что-то своим клиентам. Те моментально выбрали черно-белый футбольный мяч и исчезли. Старик перевернул табличку на двери на "Закрыто" и вернулся ко мне.

Если он спросит, зачем это мне, я уйду, решил я.

А если начнет отговаривать — врежу.

Старик спросил:

— Холодное или огнестрельное?

Я вспомнил худое лицо капитана, каменевшее каждый раз, когда он говорил о сыне и жене. Вспомнил запись, которую смотрел. Вспомнил горький вкус виски. И ответил:

— Такое, чтоб наверняка. С небольшого расстояния.

В подвале, где располагался склад, Старик протянул мне тяжелый пистолет, оружие явно не новое, но, похоже, надежное.

— Возьми этот. Учить, я думаю, тебя не стоит.

Рукоятка удобно легла в руку.

Я еще никогда не стрелял — не то чтобы не хотелось, просто мне не по душе было огнестрельное оружие. Нож-"бабочка" всегда лежал в кармане, кулаки тоже были при себе, а вот стрелять в человека, зная, что тонкая линия его жизни находится в твоих руках, мне не доводилось.

Что ж, когда-то все бывает в первый раз.

Быстро и профессионально Старик показал мне, как пользоваться стволом, дал запас пуль, хотя я точно знал, что мне хватит и одной. Я расплатился и уже шел к выходу, как вдруг он спросил меня — наверное, в первый раз в жизни:

— Ты уже убивал?

У меня перед глазами промелькнула сценка многолетней давности: мертвый старик на асфальте, мы все — ошарашенные, все еще возбужденные борьбой, и еще не осознавшие того, что мы тогда натворили. И я, на грани истерики, только начинающий всё понимать, глядя в пустые глаза, лишенные жизни.

— Да, — сказал я и хлопнул входной дверью.

* * *

Дождь лил вторые сутки.

В серой пелене, что была за окном, можно было угадать улицу, яркие огни ближнего бара и свет в окнах напротив.

Я бродил по городу весь прошлый день, не боясь того, что меня найдет Риди — думаю, он бы не сунулся ко мне после того, что произошло, а потом наступил вечер, я вымок до нитки и хотел просто посидеть, прижавшись лбом к холодному стеклу. К счастью, на глаза попалась затрапезная гостиница для эмигрантов, в которой не спрашивали документов и вполне были согласны на то, чтобы меня звали "Джоном Смитом".

В номере было сыро и пахло плесенью, но меня это вполне устроило. Я сел на широкий подоконник, обхватил колени руками и начал смотреть на то, как косые струи с силой бьют о стекло. И думал.

Мысли были, если честно, не очень веселые. Дурацкие были мысли.

Но все это было неважным, потому что решение я уже принял и отступать от него не хотел. Пистолет, удобно устроившийся за пазухой, холодил кожу.

Вчера я узнал, что "Квебек" полуразрушен прямым попаданием. В него стреляли прямо в космосе, на орбите, большинство членов экипажа было спасено и доставлено на Землю для дальнейшего решения их судьбы. Погибло сорок девять человек, среди них старший помощник Антон, которого я узнал по кадрам в хронике.

О капитане старательно молчали. Его имя не упоминалось в списке погибших в Сети, куда я залез с тщетной надеждой узнать, как же все-таки произошло, что огромный корабль был уничтожен чертовыми космическими войсками в полторы ракеты каждое. О Синклере вообще старались не говорить, и я понял: его убили. Так, как планировали.

Как ни странно, но это понимание не отозвалось во мне болью. Эти дни казались мне ненастоящими, а новости, идущие по ящику — чьей-то глупой, совершенно бредовой инсценировкой. Мне казалось, что я смотрю сон, один из моих странных, непонятных снов, в которых настоящего было больше, чем в реальности.