Элисон Бэрд - Империя звёзд

Эйлия оделась, подошла к глубокому окну и выглянула на улицу. Крыши дворца заполняли весь вид: нагромождение башен, куполов, золотых шпилей и флагштоков, где полоскались длинные флаги. Отсюда небо казалось совсем рядом, и ночью на нем сияли яркие звезды, маленькая голубая луна Мирия, и арка небес (на самом деле — система колец вокруг планеты) мерцающим мостом опоясывала небо от края до края. Эйлия жила в этом мире всего три его коротких года, но уже трудно было вспомнить время под другими небесами, лишенными таких чудес. Небесами с более тусклыми звездами, большой белой луной и без сияющей арки, где солнце казалось меньше, потому что не было так близко, и поднималось не на западе, а на востоке. Мир, где она была не Триной Лиа, провозвещенной правительницей элеев, но простой девушкой с Большого острова, для которой дворцы были несбыточной мечтой. До сих пор ей иногда казалось, что она — персонаж когда-то прочитанной книги, в которой негодяи подменили сына владетельного дворянина, годами жившего в роскоши, пока не вернулся истинный наследник.

— Я все еще жду, что появится настоящая Трина Лиа, — сознавалась она неохотно своим друзьям, — и выгонит меня из своего дворца.

Но она не говорила, что иногда ей этого очень хочется.

Несмотря на свой титул, она не была правителем в полном смысле слова. Титул у нее, как у ее отца, в основном означал почет. Высокий совет собирался в большом зале города, состоял из представителей всей Элдимии, территории и островов, и этот совет определял государственную политику. Вопросами духовными занимались религиозные вожди многочисленных вер Арайнии. На самом деле, как поняла с чувством унижения Эйлия, ей мало что оставалось делать , кроме как читать иногда речи (написанные другими), утверждать каждое действие совета (чистая формальность) и устраивать приемы для сановников. Население ее почти не видело: для людей она была так же далека, как луна, полубогиня, живущая во дворце на обнесенном стеной холме, недоступная людям этого мира. Во многих смыслах Эйлия и ее вассалы ступали по тонкому льду: до времени правления ее матери у народа Элдимии не было монархии, и хотя существовали высокородные и благородные семейства, их титулы также были всего лишь почетными и не давали реальной власти. Хотя все арайнийцы знали пророчество о Трине Лиа, некоторые считали его легендой или аллегорией. Такие люди хмурились, когда королеву Эларайнию провозгласили богиней после нескольких «чудес». Да, волшебные способности у нее были выдающиеся, но такие способности не так редки в этом мире, как на Мере.

Те, кто возражал против коронации и обожествления Эларайнии, испытали облегчение, когда она покинула планету, забрав с собой свою столь же почитаемую дочь. Возвращение Эйлии и восхождение ее на трон вызвало недовольство этой части граждан. Их возражения несколько ослабли, когда стало ясно, что Эйлия не собирается злоупотреблять своим положением в личных целях. Уж скорее она была испугана обожанием толпы. Быстро составили документ, ограничивающий ее влияние и гарантирующий, что она будет на самом деле только символом. Хотя все это не имело значения. Верующих было куда больше, чем неверующих, а первые повиновались бы любому эдикту, который ей бы захотелось издать, невзирая на любое сопротивление светских чиновников. Этот факт, как она с беспокойством отметила про себя, должен весьма тревожить некоторые политические силы, хотя она никак не собралась им пользоваться.

В башне поменьше рядом с ее башней находилась кордегардия, куда часто захаживали ее друзья Йомар и Лорелин поиграть в кости со свободными от службы гвардейцами, и Эйлия, завидев их в окно, высовывалась и звала их. Но сейчас их там не было. Дальше стояла круглая башня с высоким стрельчатым окном, выходившим навстречу ее окну: это была комната Дамиона. Ночью можно было видеть, как горит у него лампа, и знать, что он там. Эта мысль была приятной. Дамион… Она всегда представляла его себе таким, каким увидела его впервые в Церкви Паладинов: в белой рясе священника, сияющего в золотом свете, будто именно он, а не священный огонь в алтаре, был источником этого света. Сперва этот образ показался ей ангельским, а не человеческим. Но впоследствии она восхищалась не внешностью, а внутренним миром Дамиона: его добротой, храбростью, беззаветной преданностью друзьям. Когда-то она робко обожала его издалека, сейчас он стал ей другом дороже любого другого. И все же этого было мало.