Валерий Железнов - Ошибка Архагора

— Куда ж они запропастились? Ну, чисто заговорённые! — Удивился один из мужчин.

— Куда, куда, да в пропасть они сорвались! — Догадался Фома Благовидов и указал на край обрыва прямо перед собой. — Гляньте, срез-то свежий. Видать, вместе со снежным карнизом вниз и рухнули.

— Ох и высотища! Поди, расшиблись насмерть.

— Туда им и дорога, нам на руку, — зло процедил Фома, — спустимся, найдём девку, и домой. За наградой!

— Дай хоть отдышаться, боярин. Куда они мёртвые-то денутся, — взмолился один из преследователей.

— Ладно, доставай харчи, отдохнём, — после короткого раздумья согласился начальник.

Ясна очнулась от противного вкуса жидкости, которую кто-то вливал ей в рот. Она закашлялась и, открыв глаза, попыталась привстать. Она не испугалась, нет, но зрелище было не из приятных. Отвратительного вида создание с всклокоченными свалявшимися волосами, коричневой морщинистой кожей клыкастой морды, держало в узловатых руках череп какой-то птицы. Он, по-видимому, и служил сосудом для той противной жидкости. Само существо было закутано в старые облезлые шкуры. На первый взгляд это было сущее чудовище. Но немного придя в себя, девушка разглядела за щёлочками век добрые карие глаза. Их взгляд лучился состраданием и нежностью, разительно контрастируя со всем отталкивающим видом странного человека. Свет этих глаз удивительным образом успокаивал и вселял уверенность в безопасности. Девушка успокоилась и снова опустилась на меховое ложе, повинуясь жесту существа.

Они находились в круглом жилище, каркас которого состоял из огромных костей какого-то животного. Сверху жилище обтянуто толстыми шкурами. Отверстие в своде давало мало света, и туда выходил дым от очага в центре строения. По-видимому, она находилась в жилище одного из дикарей обитавших в северных землях. Девушка огляделась украдкой и разглядела в полумраке на другой стороне очага фигуру лежащего мужчины. Скорее всего это был Стеналь. Узнать его можно было только по белому меховому плащу, укрывавшему нижнюю часть тела. Он был без сознания и весь облеплен какими-то лепёшками.

— Где я? — Задала вопрос Ясна, хотя слабо надеялась на ответ.

— Живая, однако! Шипко удача твоя, девка! — Произнесло существо старческим ласковым голосом.

— Ты кто? — Удивляясь, задала следующий вопрос девушка.

— Мангра я, шаман, однако. Охотники качуры нашли твоя и мужик в горы. Шипко плохой мужик, скора уйдёт к своим богам. А твоя бог шипко сильный, шипко любит твоя. И мужик твоя шипко любит. Сам помирай, а твоя спасай.

— Как помирает?! — Спохватилась девушка и рванулась к нему.

Но боль во всём теле сковала мышцы, замутила глаза, и лишила сил. Она вновь рухнула на подстилку и тихо заплакала от бессилия. Ей вспомнились сильные его руки, тепло широкой груди. Как нёс он её, утопая в снегу, обессиленную и замёрзшую. Как уютно ей было в тех объятиях. Вспомнила она и то, что не разомкнулись спасительные объятия даже в страшном падении, когда крик ужаса утонул в снежной лавине. Какое-то странное щемящее чувство родилось в ней. Доселе ей неведомое. Она представила, что этого человека больше не будет рядом и ужаснулась. Ей стало страшно. И этот страх заставил превозмочь боль. Девушка из последних сил поползла к его изголовью, усилием воли удерживая ускользающее сознание. Это небольшое расстояние в два шага далось ей с неимоверным трудом, но она доползла и припала губами к его опухшему от кровоподтёков лицу. Шаман, молча, наблюдал за девушкой и в конце одобрительно цокнул языком.

— Здоровый девка! Любишь мужик? Твоя жить будет долго, а мужик помирать.

— Нет! Нет! — Взмолилась Ясна, умоляюще глядя в добрые глаза безобразного чудовища. — Спаси его! Он не может умереть! Это не справедливо! — И вдруг в отчаянии выкрикнула. — Если он умрёт, и мне жить незачем!

— Мангра не бог, однако — шаман. Лежи тихо, Мангра с богами говорить будет. Скажут жить — будет жить. Скажут помирай — мужик помирай. А твоя нельзя помирай, твоя — Солнце, на твоя бог метка положил. Твоя нельзя помирай!

Шаман схватил бубен и колотушку, поднялся во весь рост, и медленно начал обходить очаг. Он затянул странную песню, похожую на волчий вой. Время от времени он швырял в очаг щепоть серого порошка. Пламя коротко вспыхивало и давало обильное облако белого дыма. Пляска шамана всё ускорялась. Бубенцы, спрятанные в шкурах бренчали всё быстрее, а песня становилась всё пронзительнее и яростней. Вскоре перед затуманенным взором Ясны бешено скакал и крутился непонятный вихрь. Яростно колотил бубен, перезвон бубенцов слился в сплошную трель, и всё это покрывал, режущий уши визг.