Валерий Железнов - Ошибка Архагора

— Да умею я, только через край быстрее и удобнее, — недовольно подумал Таракан, но покорно взял медную ложку и стал хлебать суп ею.

— И не торопись так, никто у тебя не отбирает еду. Научись есть степенно, ощущая вкус пищи, а не просто набивать желудок. Отвыкай от своих привычек. Не чавкай как поросёнок, это не прилично и неприятно окружающим. Ты слуга двух образованных и благородных особ. Ты должен брать с нас пример и учиться правильному поведению в обществе. Понял?

— Да, господин Даруг, я понял.

Ужасно хотелось есть. Чечевичная похлёбка с куриными потрохами и мягкий хлеб так и просились внутрь, но приходилось выполнять наставления хозяев. Не всё получилось с первого раза, но он старался. После сытного обеда поднялись в комнату.

— Мы сейчас уйдём по делам, а ты останешься здесь сторожить наши вещи. Закрой за нами дверь и никого не впускай сюда. Если кто-то попытается украсть наши вещи, ты должен будешь защищать их любой ценой. Вооружись своим луком и кинжалом. И не вздумай проявлять ненужное любопытство. Тот, кто заглянет в наши мешки, умрёт в страшных мучениях. Дверь откроешь только нам и никуда не отлучайся, даже если тебе очень понадобится выйти. Вот в углу есть помойное ведро, пользуйся им. Ты всё понял?

— Да господин, Даруг, я понял.

Казалось бы, простое поручение оказалось сущей пыткой для семилетнего ребёнка. В сытом, чистом теле разливалась приятная нега. Стоило только присесть, как глаза закрывались сами собой, голова клонилась на грудь, а руки безвольно свисали. Таракан неимоверными усилиями боролся с липкими объятиями сна. Садиться было нельзя, и он принялся расхаживать по комнате. Выглядывал в окно и внимательно разглядывал улицу, дома напротив, прохожих. Плескал себе в лицо водой из умывальника. Но стоя в очередной раз у окна, не заметил, как ноги его подкосились, и он плавно сполз на пол.

Лица её он не мог различить, приятное свечение исходило от неё и затмевало черты лица и тела. Женщина сидела на тех самых мешках, которые он охранял. Но не было у него беспокойства за доверенное имущество хозяев. Она излучала добро. Она ласково разговаривала с ним о чём-то, но он никак не мог понять, на каком языке она говорит. Да это и не важно. Голос её был так приятен, что и без слов можно было слушать его как музыку. Никто в жизни не говорил с ним таким завораживающим голосом. Так могла разговаривать с ним только одна женщина на свете — его мама. А это была именно она. Его мама, которую он никогда не видел, но которую любил всегда и сильнее всех. Он хотел сказать ей об этом, о том, как скучает без неё, как тяжело ему было. Хотел поделиться с ней событиями последнего дня, но не мог. Слова не получались, рот раскрывался беззвучно и он, точно рыба, не мог издать ни звука. Он только смотрел на это волшебное сияние и сердце его ликовало. Но вдруг какая-то тень стала наползать на это сияние и страшная волосатая рука капитана Рохана потянулась к маме. Рука тянулась прямо из тени, удлинялась и росла. Вот сейчас он схватит её своей безжалостной пятернёй и померкнет чудесный свет. Сердце мальчугана замерло в ужасе. Неужели опять он встал на его пути, неужели опять этот злодей будет мучить его и разлучит с мамой? Нет, он этого больше не допустит. Лучше смерть, чем вновь терпеть его унижения и побои. Пусть лучше он убьёт меня, чем видеть это. Лучше умереть в бою как мужчина, чем быть безропотной скотиной. Его маленькое тело напряглось, и невидимая пружина выбросила его вперёд. На лету он выхватил свой кривой кинжал и со всей силой, умноженной ненавистью, вонзил его в огромную вражескую ладонь. От удара в лицо свет померк и всё вокруг затихло. Он успел подумать, что Рохан убил его.

Когда он открыл глаза, то увидел прямо перед носом доски пола и маленькую кровавую лужицу. Он лежал лицом вниз посреди комнаты, а правая рука его сжимала рукоять кинжала, вонзённого в пол на треть длины клинка. Таракан выпустил рукоять, поднялся, присев на колени и приходя в себя. "Так это был только сон" — понял мальчик — "Я разбил себе нос, когда упал. Хорошо что Рохан не убил меня, а это был всего лишь сон" — подумал он. Но огорчало то, что исчезло мамино сияние. А потом ему стало стыдно, что он уснул на посту.

Спать уже не хотелось. Он смыл кровь с лица, вытер кровавую лужицу с пола и долго сопел, выдирая кинжал из половицы.

— А мальчишка-то наш не так прост, — обратился Масар к своему спутнику. — В нём таятся недюжинные способности. А душа его хоть и озлоблена, но не развращена. Из этой чистой глины можно слепить великое произведение.