Андрей Лавистов: Нелюди Великой Реки

Тут он сделал паузу, в которую я и вклинился незамедлительно, еще бы, имя-то знакомое:

- Постойте, Глоин - имя гномское. Уж не?.. - я оглянулся на храпящего во всю ивановскую гнома. Вряд ли здесь много гномов живет.

- Он самый, - солидно подтвердил агент. - Пьет второй день, кричит, что позора хапнул по маковку. Разругался с представителями своей общины, городским головой, пристава, Ивана Сергеевича, послал по матушке, что уже ни в какие ворота. Еще немного, и он или на каторжные работы отправится, или станет изгоем. Похоже, сам к этому стремится. Хотя никаких обвинений ему никто не предъявлял. Да, к слову, мы почти уверены, что камни из города не вывозили. Поэтому вполне вероятно, что вор или воры передали или передадут их кому-нибудь тоже в городе. Кому-нибудь, кто приедет позже, и кого невозможно будет связать с преступлением.

- Я, выходит, один из главных подозреваемых, кому передадут... - насколько мог ядовито произнес я. - А скажите, господин особый агент, эти четверо - они городские, или как?

- Или как, - засмеялся агент, пропустив мою подначку мимо ушей. - Вы же прекрасно слышали, что мы говорили насчет ворот. Какой смысл спрашивать про ворота, если это местные?..

- Да не слышал я ничего,- пошел я напропалую. Хрен докажут. - Так значит, эта кодла братьев-доппельгангеров грабит гнома, мочит ваших агентов, берет брюлики, заходит в кабак похавать, а тут - раз! - гном. Но в хлам пьяный уже, ни хрена не соображает, никого не узнает. А они застремались все-таки, решили его вывести и по-тихому заколбасить, чтобы он не стуканул. Если бы, значит, не некто Корнеев...

- Да, примерно так мы все и увидели поначалу, - агент морщился от моего способа изъясняться, как институтка от разговора с торговкой рыбьими потрохами, а ведь я, можно сказать, специально старался. И при этом агент был серьезен как могила, так что до меня не сразу доперло, что когда я ради красного словца назвал убитых охранников изумрудов агентами, то попал не в бровь, а в глаз, - Иван Сергеевич, я видел, готов был Вам медаль выписать и премию вручить...

- А большая премия? - вновь перебил я своего собеседника. Премия в таких делах первым делом назначается. Если все же клетчатые в кепках гнома грабанули, то мне некий процент положен. На половину премии наверняка могу рассчитывать. Вторая половина полиции останется. Кабатчик, интересно, на процент позарится? Все-таки он полицию вызвал...

- Десять процентов, как всегда, плюс гномская община две тысячи золотых дает, о репутации печется, - отмахнулся агент.

Сколько, значит? Четыре семьсот пополам плюс тыща. Три триста пятьдесят золотом, при таких раскладах. Неплохо. Или кукиш с мякишем. Это уже не от меня зависит. От подсчетов и дележа шкуры неубитого медведя меня отвлек голос старшего агента.

- При них изумрудов не обнаружено.

- Ну и что? - азарт захлестнул меня незаметно. - Узнаете у захваченных, где у них нора, придете и под матрасом найдете...

Агент Василий Васильевич посмотрел на меня с преувеличенным вниманием.

- Под матрасом, значит, и как мы не догадались? - он покачал головой, сохраняя чрезвычайно глубокомысленный вид. - Обязательно отработаем эту версию... А вы бы оставили в гостиничном номере или где там еще изумруды на крупную сумму, да еще и кровью оплаченные? И пошли бы в кабак водку пьянствовать, когда вас все службы по всему княжеству ищут?

Хотелось мне сказать, чтобы не делал умного вида, все равно плохо получается, но сдержался. Не свой брат. Мог и вообще ничего не рассказывать, а посадить в предвариловку до выяснения. Да и премии хочется, аж ладони зудят.

- А мож, изумруды сдали, деньги ляжку жгут, пошли отметить?

- Денег при них тоже не обнаружено.

Но я его уже не слушал.

- Четвертый! Четвертый же утек! Потому и утек, что при нем или деньги, или камешки!

- Да, - сказал Василий Васильевич, поглядывая на меня, как побежденный учитель на победителя-ученика. - Мы тоже так думаем. Потому этот четвертый и не вступил в схватку, а бежал. Если это так, то мы его быстро поймаем. В конце концов, его сообщники вряд ли захотят висеть без него. У бандитов, даже родных братьев, родственные чувства, вкупе с чувством самопожертвования несколько притуплены... Но если и при нем ничего не обнаружится, то...

Агент сделал такую паузу, что мне пришлось говорить. Ну не молчать же.

- А чего тогда бежал? - вопрос показался мне оптимальным способом прервать это молчание: ты, Василий Васильич, не делай паузы, а говори, говори, пожалуйста.