Мария Мызникова: Снег

Это было из серии «все шкатулки — стандартный мусор».

— Да ну, я что-то вас не припомню, — Марта отвернулась и невозмутимо собрала мусор в мешок. — Наверное, вы были самым известным парнем после предыдущего короля, так?

— Я что, выгляжу таким старым? — наигранно изумился я.

— Нет, вы выглядите таким неизвестным, — без тени манерности парировала Марта и ушла, унеся с собой поднос и мешок с мусором.

Я снова хмыкнул и тотчас же уснул.

Когда я очнулся в следующий раз, я чувствовал себя уже гораздо лучше; и когда я позвонил в колокольчик и попросил Марту принести мне поесть, я был приятно обрадован тем, что это была вполне сносная еда, а вовсе не каша на воде.

— Ешьте, ешьте, — приговаривала горничная. — А то вы такой бледненький, прямо как мой хозяин.

Когда я спросил, дома ли граф, Марта кивнула и сообщила, что он желает меня видеть сразу, как только я сочту свое состояние нормальным. Я ответил, что считаю свое состояние нормальным, Марта засмеялась и помогла мне встать; и, надо признать, если бы не ее твердая рука, я бы тотчас свалился бы обратно на подушки, потому что голова кружилась страшно.

Поэтому под взглядом Марты, вновь полным бабушкиной укоризны, я сдал позиции и согласился, что мое состояние сложно счесть нормальным.

Но через день я счел, что еще немного, и смогу прыгать со шваброй, как прислуга графа, так что вполне можно поинтересоваться его здоровьем вживую. Ну и продемонстрировать собственное.

Несмотря на то, что я чувствовал себя бодрым, Марта крепко держала меня под руку, как будто боялась, что я упаду и меня тоже придется смести, как мусор. Мы спускались по длинной-длинной круговой лестнице, потом долго шли по какому-то коридору, где было много дверей и портретов, затем какие-то залы с удивительно высоким потолком — весь маршрут был словно рассчитан на то, чтобы поразить меня размером и красотой замка, полного слегка упаднической и слишком холодной роскоши — и, наконец, нужная комната. То, что комната нужная, я понял по тому, что Марта остановилась, придирчиво меня оглядела и отряхнула мои плечи от теоретической пыли; затем, коротко постучавшись и не дожидаясь ответа, лениво подтолкнула дверь ногой, в очередной раз обнаружив страсть к пинанию и толканию ногами, и в буквальном смысле ввела меня внутрь.

Комната, против ожидания, оказалась небольшой и даже почти уютной; несмотря на то, что стены, как и все остальные стены в замке, были сложены из крупного странного камня, отливавшего темно-синим, а потолок был слишком высоким и терялся во мгле. Справа в углу был большой камин, у которого стояло несколько кресел, обитых красной кожей, и в одном из них — в том, которое было обращено к камину и отвернуто от нас — сидел кто-то достаточно высокий, чтобы его белобрысая макушка выглядывала над изогнутой спинкой.

Не то чтобы в Румынии светлые волосы — это редкость; в конце концов, в любой стране много приезжих. Тем не менее, я был удивлен.

— Господин Драгос, вы просили привести его, когда он будет в состоянии, — Марта.

Граф Драгос неторопливо встал (примерно так же лениво, как раньше вставал я) и так же неторопливо повернулся. Его необычно светлые волосы были собраны в строгий конский хвост, глаза поблескивали в свете камина. В целом его черты лица были идеально аристократичны. Ничего не скажешь, граф.

— Добрый вечер, граф Драгос, — я слегка склонил голову.

— Добрый вечер, сэр, прошу прощения, не знаю вашего имени, — легко отозвался тот, ничуть не чванливо, скорее, с легкой и необидной иронией.

— Александр, сэр. Меня зовут Александр.

— Было бы любопытно узнать, кто вы, — слегка склонив голову набок и прищурившись в полуулыбке, сказал граф. За этой фразой скрывалось какое-то странное любопытство, как будто даже большее, чем можно было бы проявить к обычному человеку.

Так и подмывало ответить что-нибудь вроде: «заплечных дел мастер», но тут вмешалась Марта.

— Он мне говорил, что он самый, вашу мать, известный парень после короля, но я ему не особо поверила. Вы только посмотрите, какой он подозрительный, сразу видно, что он что-то скрывает.

И тут граф Драгос от всей души расхохотался совсем простым, действительно ненапряженным смехом. Так обычно смеются дети, которые еще не знали ни бед, ни тяжести; легко и беззаботно. Люди с такой легкостью в груди могут не спать десять дней, или, скажем, бежать много миль просто так, от нечего делать, просто ради скорости ветра в ушах; или от скуки переодеться кем-то другим, продать дом и уехать в другую страну. Такие люди — они обычно вызвали у меня презрение, но если этот человек является графом, то все-таки, вероятно, достоин уважения… Впрочем, титул — пустой звук, моё уважение следует заработать чем-то более значимым.