Не кличь неприятности, всегда твердила ему Талея. Они и без зова нагрянут.
— Мы сами пришли, — сказал он тощему музыканту.
Взгляд Иеронима Хинкеля уперся в дуару.
— Ты тоже музыкант?
Ни бьющие в цель оскорбления, ни площадная брань, ни демоническая угроза не укрепили бы дух Джон-Тома лучше, чем эта простенькая фраза.
— Совершенно верно. Пою и играю на дуаре. А ты?
— Играю сам для себя, по большей части.
Мадж, несмотря на окружающую обстановку, а может быть, как раз из-за нее, по-выдровому хихикнул.
Хинкель быстро скосил на него глаза:
— Вижу, ты привел с собой большую крысу.
Тут Мадж не только вышел из тени Джон-Тома, но и сделал несколько шагов вперед.
— Шеф, тебе следует знать, че я никакая не клепаная крыса, а выдр, вот так. А еще хочу довести до твоего прыщавого сведения, просто в порядке светской беседы, че второго такого урода в человечьем племени нет, по крайней мере, мне он на глаза еще не попадался.
— Ладно, ладно, вот что я тебе на это скажу… — Хинкель оборвал фразу. — Погоди-ка! Почему это я с тобой спорю? Я же здесь командую. Повелеваю, так сказать, музыкой сфер.
— Каких таких сфер? — Пальцы Джон-Тома были наготове. — Тех, что у тебя между ног?
— Э, брат, да ты шутник. Откуда такой? Вроде не местный.
— Когда-то я жил в Лос-Анджелесе. А сейчас… сейчас можешь смело считать, что я местный.
Хинкель кивнул:
— Как скажешь. Ну, раз ты, приятель, из Лос-Анджелеса, позволяю тебе и твоему хвостатому дружку унести отсюда ноги. Твое счастье, что я по натуре человек добрый. Ты, между прочим, меня от завтрака оторвал.
Джон-Том взглянул на осклизлую горку картошки с кетчупом и ощутил желание освободить желудок от съеденного на последнем привале.
— Мы по пути кое-что слышали. Это, часом, не ты ли музицировал?
— В яблочко. Я над балладой работаю.
— Над балладой? — Мадж захрипел — душил в горле смех. — Ты эту гнусь балладой называешь?
— Полегче, Мадж, — шепнул Джон-Том. — Постарайся не выводить его из себя.
— У тебя что-то на уме, раз ты забрался в такую даль, — задумчиво протянул Хинкель.
Джон-Том заметил, что, ко всему прочему, у похитителя мелодий отвратительная осанка.
— Случайные путешественники на мой остров не заглядывают.
— Нас привела сюда музыка, — ответил Джон-Том. — Горстка аккордов. — Он оглянулся и не был удивлен, обнаружив, что сладкозвучный поводырь предпочел остаться во дворе. Едва ли он заслуживал осуждения. — Надлежит вернуть ее законному владельцу. Как и всю остальную музыку, присвоенную тобою без всякого на то права.
— Законному владельцу? — Хинкель пришел в веселое расположение духа. — Интересно. Свеженькая идея.
— Пора положить конец кражам, — исполнясь решимости, нажимал Джон-Том. — Ты должен оставить в покое честных музыкантов и певцов, например китов.
— Черта с два я их оставлю в покое.
— По словам твоих бывших товарищей по ансамблю, ты ступил на этот скользкий путь из желания остаться единственным существом, способным музицировать, и тогда-де людям волей-неволей придется тебя слушать. — Чаропевец понизил голос. — Смею заверить, ты просчитался. Если посадишь под замок всю музыку на свете, любви к тебе не прибавится.
— Не прибавится? А вот посмотрим. — Тонкий рот исказила кривая улыбка — визуальный аналог подавленной отрыжки. — Стало быть, вас сюда привели мои бывшие соратники, друзья не разлей вода. Последнее время я был к ним излишне снисходителен, позволял вытворять что вздумается. Ничего, они еще заплатят за этот визит.
— Мы бы и сами нашли дорогу.
Джон-Том испугался, что усугубит злосчастья и без того жалкого трио.
— Они себя называют ансамблем! — пробормотал Хинкель. — Шайка джерсийских бездарей! Взять хоть этого Газерса — возомнил, что умеет играть на гитаре. А Хилл! Что за убожество! Ну а Циммерман? Поглядишь на него — решишь, что бас можно доверить любому ханыге. — Раздался визгливый, пронзительный хохот. — То-то раньше носы задирали! А кто они сейчас? Безголосое отребье!
— Почему же ты не отправишь их домой? — Джон-Том сдерживал растущий гнев. — Чего ради томить их здесь?
— А того ради! Мне приятно, что им приходится меня слушать. Когда этим зазнайкам был нужен новый певец, они на меня наплевали. Ну а теперь будут слушать, еще как! Целую вечность!
— Э, шеф, да ты, оказывается, подлый, — прорычал Мадж.
— Нет, крыса, не подлый. Я справедливый. Знаю себе цену. В музыкальном плане. Знаю цену своему таланту. И все ее скоро узнают — альтернативы никому не оставлю. Любому, кто захочет послушать музыку, придется слушать меня! — Хинкель с самодовольной ухмылкой развалился на троне. — А вот когда все познакомятся с моим выдающимся дарованием, когда зауважают меня, вот тогда я, может быть — может быть! — верну кое-что из старой музыки. Кому-то отдам пьеску для пикколо, кому-то — дурацкую любовную песенку. Но не раньше, чем получу заслуженное признание!
Читать дальше