Алан Дин Фостер - Чародей с гитарой. Том 2

— Ага, так и сказал. — Даже сейчас Хилл не мог поверить в реальность происшедшего. — «Только-только распелся».

— На него смотреть спокойно никто не мог, — продолжал Газерс. — Может, я и зря к нему так суров, но ведь этот козел подвел и нас, и Майка, и техников, и ребят, которые платили, ну, ты понимаешь. У нас ведь времени оставалось кот наплакал, и деньжат наскрести уже негде. Вот мы его и вышвырнули. Прямо как в кино: схватили за рубашку и штаны, и — с лестницы.

— И че потом? — поинтересовался Мадж.

Хилл глубоко вздохнул:

— Ну, типа: импровизировали, как могли. Поочередно с Джимми выдавали вокал. Мы не певцы, но рядом с Хинкелем — Ковердэйл и Пэйдж.

— А с ним что стало? — спросил Джон-Том.

Хилл и Газерс переглянулись.

— Пару месяцев мы его не видели, — ответил гитарист. — Играли от случая к случаю на вечеринках. Конкретно, брали, что подворачивалось, бабки лишними никогда не бывают, да и на людях не вредно показаться лишний раз. Как-то раз подрядились в один клуб в центре города. Ожидалось, что там будет куча промышленников. Все прошло тип-топ. Едем мы домой по мосту в фургоне Феликса, ну и, понятное дело, поздравляем друг дружку — заключили на вечеринке пару-тройку вполне приличных контрактов. И тут вдруг весь Истривер делает, как Габриэл.

— Ангел? — спросил Джон-Том.

Газерс глянул на него, сведя брови к переносице.

— А что, есть такой ангел? Нет, я про Питера Габриэла. Ну, ты понимаешь. Так вот, мы конкретно охренели! Мы же «чистый» банд, на вечеринке никто ничего ни-ни.

— Ни-ни! — твердо повторил Циммерман.

— Поначалу я решил, что шутки ради нам чего-нибудь подмешали, — объяснил Газерс. — А потом хлоп — и мы здесь. Просто «хлоп» — и все. Ни фургона, ни Истривера, ни скоростной трассы, ни Большого Яблока. Вообще ничего. Только эти камни и деревья, правда, сначала они выглядели куда приличней.

— Это точно, — вставил Хилл. — Островок раньше так паршиво не смотрелся.

— И еще, — Газерс помрачнел, — нас тут поджидал Хинкель, и на морде у него, чтоб ты знал, такое чванство и злорадство — словами конкретно не передать.

— Аура мегаломании, — важно добавил Циммерман, намекая, что получал образование не только в дешевых клубах и прочих грязных притонах.

— Когда он сообщил, что все это — его рук дело, — продолжил Газерс, — мы, понятно, захотели его вздрючить. И знаешь, что он учудил? Взял да и поднялся в небо, вон в ту тучу диссонансов. Музычка под стать его гнилой душонке. Бросил нас тут, а сам сбежал на вершину. — Гитарист ткнул пальцем. — Вон туда.

Джон-Том и Мадж повернулись, подчиняясь указующему персту, — на черную облачную спираль, медленно крутящуюся над утесами под бессистемный рокот громов.

— А прежде чем удрать, — продолжал Газерс, — сказал, что подключился к злым силам и они дали ему власть над всей музыкой во вселенной. Начинать пришлось в этом мире, но он нисколько не сомневается, что очень скоро покорит музыку везде. — Гитарист помотал головой. — Это ж надо быть таким психом!

— Злые силы? — переспросил Джон-Том. — Какие именно?

Хилл кашлянул.

— Да нам-то откуда знать? Этот придурок нас, простых лабухов, в детали не посвящал. Может, он их в телефонном справочнике нашел? Типа «Силы. Злые».

Циммерман медленно кивнул.

— В «Манхэттенских желтых страницах» чего только не увидишь.

— Ладно, что бы он там ни подразумевал, — скривился Газерс, — оно оказалось достаточно мощным, чтобы нас сюда засосать. Где бы это «сюда» ни находилось. Он сказал, что хочет конкретно поквитаться за то, как мы с ним обращались.

— Ага, как будто он сам не попытался нас поиметь, — пожаловался Хил.

— А знаете, что самое плохое в житухе на таком вот острове? — сказал Газерс. — Мы играть не можем. Ни одной паршивенькой нотки. Ни побарабанить, ни побренчать. Он крадет музыку. Не знаю, как это ему удается, но результат налицо.

Мадж сочувственно поглядел на исхудалых, оборванных музыкантов.

— Похоже, этот ваш чувак — настоящая гнида. Даже одежку в дорогу прихватить не позволил.

Хилл отступил на полшага.

— Усатый, ты о чем? Наш прикид — на нас.

— О, шеф, мои извинения. — От дальнейших комментариев выдр воздержался.

— Он сделался на этом острове царем, — сообщил вновь прибывшим Газерс, — и творит чары, чтобы отовсюду спереть всю музыку. С каждым разом у него получается лучше, и очередная порция гармонии проваливается в эту дыру.

— Ага, даже такая ворона, как Хинкель, может отточить игру, — объяснил Хилл. — Но не пение. Тут он с чем родился, с тем и помрет.