Юлия Андреева - Геймер

Услышав имя великого даймё, баба начала бешено кланяться, отчего ее собственный ребенок испугался и завизжал. Ал бережно протянул ребенка японке, но она, похоже, ничего не поняла, тараторя что-то и непрерывно кланяясь.

Вздохнув, он снова протянул малыша бабе, для верности прижав его к ее груди. Так что она была вынуждена обнять ребенка, чтобы не уронить.

– Ваташи-но\ – Мой! – пояснил он, со значением подняв палец к небу. – Вакаримашта? – Поняла? – и развернувшись, вернулся на улицу. – Отоде… – Потом… – Он неопределенно махнул рукой, словно желая сказать, что все остальные вопросы включая вознаграждение, будут оговорены после.

«Жаль, что здесь не было Марико-сан, которая могла бы объясниться с глупой рыбачкой, пообещать ей денег, заплатить на худой конец, – сетовал про себя Ал. – Хотя чего горевать. Если Токугава хочет, чтобы я подготавливал его людей, значит, какие-то средства он должен был оставить. А нет – значит, деревня обязана содержать меня со всей моей свитой. Следовательно, вопрос о вознаграждении кормилицы возьмет на себя Мура, или…»

В тот же вечер, подавая чай, одетая в красивое салатное кимоно с бабочками и подходящим к нему лимонным оби, [12]Фудзико подозвала давешнюю служанку и, показывая на нее, сделала руками жест изображающий, будто бы она, Фудзико, прижимает к груди младенца.

– Анатоно сан. – Твой сын, – разобрал Ал к на всякий случай кивнул наложнице, то ли признавая отцовство, то ли подтверждая, что понял ее. Фудзико показала, что отсчитывает монеты и передает их служанке. Снова последовала длинная фраза. Но Ал давно уже сообразил, что служанка рассказала о происшедшем госпоже, и та сочла нужным заплатить кормилице за содержание ребенка.

– Домо аригато, Фудзико-сан. – Ал поклонился ей. – Какая ты у меня хорошая, – добавил он по-русски. Другая бы жена мужа на порог не пустила с чужим-то ребенком, а ты вот денег дала, да еще и улыбаешься, словно хвалишь меня за что-то. А за что меня в сущности-то хвалить?.. Недостоин я такой жены. Это как пить дать, недостоин.

В порыве нежности ему захотелось сделать для Фудзико что-нибудь особенное, купить ей дорогущее кимоно, туфельки, оби, веера, шпильки, словом, все, что она только сможет пожелать. Отправиться с ней на воды, или куда они тут отправляются с любимыми женщинами.

«С любимыми?.. – Он хлебнул из чашки и посмотрел на Фудзико, тут же наполняющую для него чашку по второму разу. – Что ты говоришь, с любимой. А как же тогда Марико? Как же твоя мечта?»

При одном воспоминании о Марико Ал ощутил возбуждение. Ему нравилась Марико. Во всяком случае, он очень ее хотел. Но вот любил ли он Марико или только желал?

С другой стороны, Фудзико, которая не вызывала в нем столь ярких желаний, но рядом с которой хотелось просто сидеть, пить чай, слушать тишину, вдыхать запах ее духов. Причем делать это он мог все время, целую вечность… Ал вдруг с новой силой понял, как хотел бы иметь семью, услышать наконец-то писк собственных детей. Он хотел покоя и тихого счастья.

«С ума ты сошел, стоило что ли попадать в эпоху твоей мечты для того, чтобы кувыркаться здесь с женщинами и плодить детей?! – в гневе спрашивал он себя, и тут же ответил: – Стоило, ей-богу, стоило, для того чтобы перестать быть ослом и понять себя, стоило и не через такое пройти. Стоило!..»

Почувствовавшая перемену в нем наложница испуганно затараторила что-то, коснувшись рукава кимоно Ала. В ответ он улыбнулся ей, нежно накрыв ее кисть своей ладонью, передавая тепло своего тела.

Фудзико вздрогнула, но не отдернула руки, робко заглядывая в голубые, точно наполненные небом Японии, глаза своего заморского мужа и господина.

«Итак. Согласно приказу Токугавы, я должен учить язык и обучать его самураев на европейский манер. Кроме того, я имею право набрать двести человек для своего личного отряда. Нужен ли он мне? Да, пожалуй, лишним не будет.

Теперь, откуда берутся самураи? Самурай – это слуга при господине, слуга о двух мечах. Никто, кроме самураев, не имеет права в стране носить какое-либо оружие Но – если самураи – это те, кто уже имеют своих хозяев, следовательно, мне нужно набрать двести ронинов, то есть бесхозных воинов. Которые сделаются самураями, принеся мне присягу. Разумно».