Юлия Андреева - Геймер

Ал пожал плечами.

– Задам вопрос по-другому: встречались ли вы когда-либо с даймё Киямой или его людьми?

– Никогда. – Ал был в замешательстве.

– Слышали ли вы что-нибудь о Кияме?

– Да. Но только то, что он католик и что после взятия «черного корабля» мы лишили его изрядной доли барыша. Я бы, на месте господина Киямы, постарался отомстить.

– Я тоже. – Лицо Токугавы помрачнело. – Но не в открытую. Если господин Кияма посмеет убить моего посланника на помосте переговоров, это грозит смертью и ему, и всем членам его семьи вплоть до тетушек и двоюродных сестер. В то время как он подписал со мной мирный договор, благодаря которому не утратил пока ни пяди своей земли. Зачем человеку, только что выбравшемуся из петли, искать себе новую? Что вы думаете по этому поводу, Марико-сан?

– Боюсь, что я ничего не могу придумать. Но быть может, господин Кияма желает просто поглядеть на человека, сумевшего провернуть такое дело. Ни для кого не секрет, что легенды о… – Она запнулась, не зная, стоит ли продолжать дальше. – О Золотом Варваре можно услышать в каждом селении, причем – одна страннее другой. Это может быть обыкновенное любопытство. Простите, но голова Андзин-сан, насколько бы дорого ни ценил ее господин Кияма, всяко не стоит цены голов всей его семьи. Во всяком случае, при желании, ее можно получить и более простым способом, причем не навлекая на себя подозрений. Я уверена, что эта встреча вполне безопасна для Андзин-сан. Но, разумеется, я могу ошибаться.

– Что вы думаете по этому поводу, Андзин-сан? – Токугава перевел взгляд на Ала.

– Господин Кияма успел собрать сведения обо мне, в то время как я ничего не знаю о Кияма-сан. А значит, у меня нет ни одного шанса проскользнуть мимо расставленных им ловушек. – Ал помрачнел. Война утомляла его. Он мало спал и ел когда придется или когда его буквально усаживали за походный столик. Дома же он валился спать и спал без снов. Или не мог уснуть, и тогда его изнуряла какая-нибудь служанка.

– О господине Кияма можно сообщить только то, что он происходит из одного из самых знатных самурайских родов Японии, – подумав, сообщил Токугава.

– Почему он принял христианство? Его отец был христианином? – спросил Ал.

– Я слышала, что когда ему исполнилось двадцать пять лет, он и господин Оноси заразились проказой. Но господин Кияма сумел излечиться от нее, а господин Оноси болен по сей день.

– Господин Оноси умер несколько дней назад, – поправил Марико Токугава.

– Да, простите, господин. Я несколько дней не была в Эдо и не слышала об этом. – Она вздохнула. – Господин Кияма излечился потому, что уверовал в господа Иисуса Христа и пообещал, что если ему удастся вылечиться от проказы, он примет христианство и то же сделают все его самураи. Чудо свершилось. Он вылечился, а господин Оноси нет, хотя потом тоже крестился вслед за Кияма-сан.

Ал задал еще несколько вопросов, которые не сделали ситуацию более понятной. И вот теперь он должен был собираться в дорогу.

«Как, интересно, этот самый господин Кияма собирается разговаривать со мной? Если взять на помост в качестве переводчицы Марико, придется остаться без телохранителя, а это равносильно выйти голому и безоружному против вооруженного до зубов противника. С другой стороны, не дурак же этот Кияма, чтобы гробить себя из-за какого-то чужака, пусть даже этот самый чужак и подсыпал ему под хвост перца.

Не доверяя слугам, Фудзико собственноручно укладывала кимоно господина. Кроме самураев, личного повара и массажиста с Алом должны были поехать две ее служанки.

Ал оглядел поклажу и, не заметив среди писчих принадлежностей словаря отца Алвито, который он постоянно возил с собой, попросил жену принести его из спальной.

Фудзико с готовностью улыбнулась ему и, неуклюже поднявшись, побежала выполнять просьбу, но остановилась в дверях.

– Простите, господин, но книга отца Алвито находится в вашем сундучке, прикасаться к которому вы запретили под страхом смерти…

– Тебе я вполне доверяю, – рассмеялся Ал.

Фудзико тут же скрылась за седзи. Ал услышал ее удаляющиеся шаги, потом все стихло. Где-то в доме играл ребенок, служанка Кито пела грустную песенку.

Неожиданно мирную атмосферу дома разорвал дикий крик Фудзико. Ал бросился к жене. Та стояла на коленях перед открытым сундуком, ее лицо было закрыто руками.

– Что с тобой? Ребенок? Да? – Ал сгреб, по-видимому, не соображающую ничего Фудзико и, подняв ее на руки, перенес на ложе.