Вениамин Шехтман - Инклюз

Вся, предшествовавшая этому перемещению, служба произвела на Степана двойственное впечатление. С одной стороны, его совершенно не устраивала флотская дисциплина. Он достаточно наслушался приказов от родни, чтобы еще подчиняться приказам чужих людей, даже, если у них лампасы. С другой — мир за пределами цирка оказался огромен и прекрасен, существовать в нем было тоже прекрасно, даже если это отягощалось необходимостью есть конскую требуху (как-то раз почти неделю) и убивать людей. Что же до риска самому оказаться убитым, это на Степана впечатления не производило. Бывает, падают люди из-под купола — и что? Он искренне недоумевал паническим настроениям, иногда овладевавшим его сослуживцами. За это его не любили, не веря в то, что ему и вправду не страшно.

Перевод на эсминец дал Степану, мечтавшему о свободе, непокорному, но инертному, отличную встряску. Экипаж готовился к бунту и забунтовал всерьез, выкинув за борт офицеров, за исключением второго помощника, судового врача и орудийного мастера. Этих троих команда любила; их просто ссадили на берег. Корабли бунтовали один за другим, но восстания еще подавлялись, причем довольно жестоко. Быстро стало понятно, что на корабле оставаться нельзя — подойдут канонерки и расстреляют. А уйти они, не знающие толком навигации, могут только вдоль берега. А вдоль берега далеко ли уйдешь?

Экипаж бежал с "Подвижного" в январе 1916-го и превратился в банду, вскоре распавшуюся на несколько более мелких. Но Степана к тому времени среди них уже не было. Потому что даже в банде наверху главарь, а кто ниже — делай, что велено. В главари Степан не годился, да и не рвался, а исполнять приказы больше не собирался. Ничьи. Когда, легко взявший верх в банде, пользовавшийся еще на корабле большим авторитетом, моторист Бочков по прозвищу "Бочка" попытался навязать Степану свою власть силой, он быстро убедился, что натренированные трапецией пальцы оторвать от своего горла невозможно. Задушенному унаследовал другой любимец команды, а Степан ушел, причем за Бочкова, несмотря на его былую харизму, мстить никто не захотел.

Решив, что навоевался пока, Степан осел под Херсоном у одной вдовы. Где и провел некоторое время, с интересом узнавая крестьянский быт, знания которого раньше был совершенно лишен. Впрочем, пахать и сеять оказалось неинтересно, поэтому Степан убедил кузнеца взять его помощником-молотобойцем. Вдова согласилась, что так даже лучше (исправлять то, что напахал-насеял с неофитским упорством Степан, приходилось ей).

Спокойная жизнь продлилась недостаточно долго, чтобы надоесть. Власти то исчезали, то их становилось так много, что и не понять, кто же и кем правит. Степан не обращал на это внимания. Но, когда в деревню стали наведываться банды, не обращать внимания стало невозможно. Кузнец попробовал сколотить отряд самообороны, но поддержки не получил: мужики, кого не забрали на войну, и те, кто с нее дезертировал, воевать не хотели, и получил пулю, когда они втроем со Степаном и еще одним пришлым оказали отпор передовому разъезду атамана Свинюка. Кузнец и пришлый погибли, Степану пуля проехала вдоль ребер, а из разъезда двое выжили и удрали. Следовало ждать карательного набега на огрызнувшуюся деревню. Деревенские Степана пожурили, но связываться с ним, даже раненым, поопасались. Собрали, что могли, и ушли, уводя скот и попрощавшись с урожаем, который, как они подозревали, Свинюк сожжет вместе с деревней. Вдова ушла с остальными, призывая Степана последовать ее примеру. Но он вдруг взбеленился и заявил, что сроду ни от кого не бегал.

Что на него накатило, он и сам не понимал. Вырядился в бушлат и бескозырку, собрал какое было оружие, и залег в стогу ждать Свинюка.

В стогу его и скрал Борька, который вместе с Марусей и Львом заинтересовался, что это за деревня такая — целая, а ни собаки не лают, ни дыма, хоть бы из одной печи, нету. Пока Лев с Марусей обшаривали избы (быстро стало понятно, что люди ушли не из-за мора, а так-с испугу), Борька вытропил по следам сперва в пыли, а затем на стерне (это, кстати, искусство особое) единственного здешнего обитателя. Немного удивившись тому, что обитатель этот — матрос, Борька аккуратно оглушил его прикладом.

Приведенный в чувство Степан сказал:

— Руки-то развяжите! Чего я вам без оружья сделаю? Я ж раненный!

— Я б сказал, без оружия ты нам кинешься головы кулаками проламывать, потому что размер этих кулаков вполне позволяет. И мы тебя застрелим, а что делать? Свои головы ведь дороже? — ответил ему Лев. — Но мы бы тебя сначала послушали. Это ведь интересно, почему в деревне пусто, а у околицы матрос с тремя винтовками и наганом, причем лежит он сапогами к деревне, а значит, не он из нее всех прогнал.