Схватка закипела с новой силой. Дело принимало серьёзный оборот. К тому же разбойники сменили тактику. Оставаясь в стороне, они стали метать в телохранителей дротики и набрасывать арканы, пытаясь стащить их с лошадей. Одноглазый главарь успокоился, прижался спиной к стене и стал отдавать приказы издали, сам не вступая в стычку.
Синдбад в ярости зарубил двоих разбойников, пытавшихся стащить его с седла крючьями, но подоспело ещё четверо. Эти окружили его со всех сторон не переставая осыпать дротиками. Он, конечно, ловко уклонялся, но долго так продолжаться не могло…
В этот миг на глаза Синдбаду попался притаившийся в тени главарь, который зорко наблюдал за своими подчинёнными, корректируя их действия громкими распоряжениями. Капитан мгновенно осознал, что если убрать эту центровую фигуру с игрового поля, то все оставшиеся "пешки", предоставленные самим себе, непременно разбегутся. До главаря было далековато, но Синдбад не раздумывал.
Увернувшись от очередного дротика, он выхватил кинжал из ножен и метнул его в одноглазого. Это оказался совершенно фантастический бросок. Клинок просвистел в воздухе и через секунду вонзился тому в незакрытый повязкой глаз, войдя в мозг по самую рукоятку.
Увлечённый схваткой, главарь бросок проморгал. Он схватился за лицо руками, прошипел проклятие, и замертво рухнул у стены. Его гибель послужила оставшимся в живых разбойникам сигналом к отступлению. Как и предвидел Синдбад, шайка бросилась наутёк, побросав оружие.
Но телохранители были начеку и не дали им уйти. Пришпорив лошадей, эфиопы во главе с нубийцем догнали беглецов и на скаку посекли всласть. Только единицам удалось спастись от резни. Возле ворот Ибн-Сины осталось лежать полтора десятка трупов и с полдю жины раненых.
Слуги в окнах при виде такой развязки захлопали в ладоши, громко приветствуя освободителей словами благодарности. Ворота распахнулись, из них навстречу Синдбаду в окружении вооруженной челяди вышел сам хозяин дома — учёный Ибн-Сина.
— Ну кто ещё во всём Багдаде способен совершить такой меткий бро сок кинжалом в абсолютной темноте, как не мой друг, Синдбад! — воскликнул он, раскинув руки.
Синдбад направил к нему скакуна, спрыгнул с седла и угодил прямо в объятия учёного.
— Я рад, что поспел во-время! Но что тут произошло? Почему эта шайка напала на тебя?
Ибн-Сина тем временем взял факел у одного из слуг и склонив шись над трупом одноглазаго, вырвал из раны кинжал Синдбада.
— Возвращаю тебе твоё оружие, брат мой, ибо отныне по законам востока ты — брат мне названый!
Затем он сорвал повязку и вгляделся в мёртвое лицо главаря.
— Ба-ба-ба! Да это же Селим! Главарь одной из самых кровожадных шаек Багдада. Те ещё головорезы! Он непосредственно и напрямую подчиняется Калифу Багдада, а это значит, что разбойники напали на мой дом не без его ведома, а может быть и по его прямому науще нию.
— Но чем ты насолил Калифу, брат? — удивился Синдбад.
— Кто про то знает? Возможно, злые языки нашептали владыке, что я при помощи колдовства раз в неделю проникаю в его гарем и забав ляюсь с наложницами? Ты же знаешь, Синдбад, на что способны наши недоброжелатели?
— А это действительно так? — ухмыльнулся Синдбад.
Ибн-Сина в смущении потупил взор.
— Уверяю тебя, брат, колдовство тут ни при чём, — учёный прикусил язык и оглянулся на слуг, — Пойдём в дом. Ни к чему вести подоб ные разговоры на улице…
Синдбад расхохотался.
— Узнаю своего друга! Я тебе охотно верю. Бедный Калиф. Ему придётся обновить свой гарем и возвести вокруг него неприступные бастионы…
— А мне до того времени — исчезнуть из Багдада!
Названные братья смеясь и подшучивая друг над другом, взявшись за руки переступили порог дома учёного. За ними удалились слуги и разгорячённые схваткой телохранители Синдбада, неполучившие в драке даже царапины. Неприступные ворота, выдержав осаду, снова захлопнулись. Трупы и раненые разбойники предоставленные своей судьбе, остались лежать в крови на каменных плитах.
Когда площадь опустела и снова воцарилась тишина, из тёмных щелей подворотен на площадь повыползали странные человекоподобные существа, напоминающие скрюченных подагрой калек. Их было немного, пять или шесть. Извиваясь словно черви, эти покрытые язвами наполовину люди, наполовину чудовища, бесшумно подползли к лежащим на площади телам и методично обшарили их одежду.
Мародёры знали своё дело. Кошельки, оружие и украшения несчастных складывались в кожаные мешки, которые монстры тащили за собой на ремешках. Трупам было всё равно, но вот некоторые раненые пытались сопротивляться и роптать. Таких люди-черви душили бездушно и жестоко, пуская в ход удавки из сушеных жил неведомых животных.
Читать дальше