Сергей Лукьяненко - Последний Дозор

– А кто озвучивает? – спросил я. – Наверняка ведь слышны всякие охи-вздохи, страшные завывания? Не в тишине же туристов возят?

– Запись, – грустно сказал Жан. – Вон там динамики и еще там…

– И никто здесь не присматривает за туристами? – спросил я. – А если кому-то станет плохо?

– Присматриваем, – неохотно признался Жан. – Видите, слева дырка в стене? Там обязательно кто-то стоит и смотрит.

– В темноте?

– С помощью прибора ночного видения… – Жан смутился. – Обычная видеокамера с режимом ночной съемки. Стоишь, глядишь на экран…

– Ага… – Я кивнул. – И что ты видел, когда убивали Виктора?

То ли он немного успокоился, то ли смирился, но отрицать ничего не стал. Только спросил:

– Почему вы решили, что там был я?

– Потому что ты в костюме вампира. Вдруг кто-то из посетителей тоже снимает на камеру с ночным режимом? Для этого и гримируют, так? Я думаю, у вас тут у каждого своя роль, значит, ты и во время представления носил этот костюм и был поблизости.

Жан кивнул:

– Да, верно. Там был я. Вот только ничего не увидел, поверьте. Все сидели как сидели. Никто на них не нападал, никто не приближался.

Я не стал говорить, что голодного вампира (а он должен был быть очень голодным, чтобы так нагло охотиться) на ночной режим не снять – такая съемка идет в инфракрасных лучах. А голодный вампир не теплее окружающей среды. Может быть, легкие следы на пленке…

– Запись велась?

– Нет, конечно. Зачем зря пленку тратить.

Присев на корточки, я помотал рукой в воде. Вода была холодная и затхлая. Похоже, никто не удосужился ее сменить… впрочем, если расследование не закончено, то это естественно…

– Что-то увидели? – с любопытством спросил Жан.

Я не отвечал. Я смотрел на воду сквозь закрытые веки. Смотрел сумеречным взглядом, проникающим сквозь реальность в суть вещей.

Желоб заполнился мутным хрусталем. Сквозь хрусталь проступили багровые прожилки. На дне желоба клубилась оранжевая взвесь.

В воде была человеческая кровь.

Много крови.

Литра четыре.

Вот откуда, наверное, такие сильные эманации смерти. Кровь хранит память дольше всего на свете.

Если бы в полиции догадались сделать хороший анализ воды – они бы поняли, что всю кровь Виктора попросту слили в канаву. Что никакие вампиры в преступлении не замешаны.

Впрочем, полиция вампиров и не искала. И анализ, возможно, провели. А если нет – то лишь потому, что не сомневались в результатах. По горлу – чик-чик, кровь за борт – буль-буль… Только Иным могла прийти в голову такая идиотская мысль, как искать вампира в аттракционе!

– Ларчик просто открывался, – пробормотал я, вставая с колен. – Блин…

Да, жестокое убийство. И черного юмора убийце не занимать. Вот только это уже не наше дело. Пусть полиция Эдинбурга ведет свое расследование.

Так за что же убили парня? Увы, вопрос дурацкий. Для смерти существует куда больше причин, чем для жизни. Парень молодой, горячий. Отец – бизнесмен и политикан. Мог пострадать и по своей вине, и из-за отцовских дел, и вообще без причины.

Да, Гесер и Завулон сели в лужу одновременно. Увидели опасность там, где ее нет и не было.

– Спасибо за помощь, – сказал я Жану. – Я пойду.

– Все-таки ты русский полицейский, – с удовлетворением произнес Жан. – Ты что-то заметил?

Многозначительно улыбаясь, я покачал головой.

Жан вздохнул:

– Я тебя провожу, Антон.

Неподалеку от «Подземелий» нашелся симпатичный паб под названием «Коростель и флажок». Три маленьких сообщающихся зала, темные стены и потолок, старые лампы, пивные кружки, картинки, безделушки на стенах. Барная стойка с десятком кранов и батареей бутылок – одного виски было сортов пятьдесят. Все, что приходит в голову при слове «шотландский паб», имелось – к удовольствию разноязыких туристов.

Вспомнив слова Семена, я заказал хаггис и суп дня. Взял у барменши – крупной, с руками, накачанными от непрерывной работы с рычагом пивного насоса, – кружку «Гиннесса». Прошел в дальний зал – самый маленький, где нашелся свободный столик. За соседним обедала компания японцев. Еще за одним столиком у окна пил пиво усатый, полный, пожилой господин, похоже – местный. Вид у него был унылый, как у москвича, которого сдуру занесло на Красную площадь. Откуда-то доносилась музыка, к счастью – негромкая и мелодичная.

Суп оказался простым бульоном с яйцом и сухариками, хаггис – всего-навсего шотландским вариантом ливерной колбасы. Но я съел и суп, и хаггис, и прилагающуюся к нему картошку фри, после чего счел обязательную туристическую программу исполненной.