Юлия Фирсанова - Возвращение, или Свободу попугаям!

По мере сил я старалась отвечать на вопросы собеседников, рассказывая о наших раскопках на руинах Тени Ручья и легендарной цепи — символе власти Лиомастрии, о случайной встрече с посольством Аглаэля и вручении реликвии, Кейр только смотрел на эльфов, чуть ли не открыв рот, в малость смущенном благоговении — шутка ли столько легендарных созданий вокруг. Фаль, привычный к обществу дивных, больше интересовался едой. Он с истинным вдохновением дегустировал пищу, а Гиз наблюдал за всеми нами, будто зоолог за буднями стаи пичуг, неторопливо пожевывая пирожок. Очень скоро эльфы окончательно освоились с обстановкой и рассевшись на траве между нами принялись выспрашивать о всякой всячине куда более приземленного толка начина от покроя моего камзола и заканчивая погодой в землях людей. Наверное, это была эльфийская молодежь, жадная до всего нового и незнакомого, не настолько жадная, чтобы бросить все и отправиться навстречу приключениям, вопреки воле родных, но достаточно, чтобы выжать максимум информации из угодивших в их гостеприимные объятия странников.

Время под музыку и полные искреннего восторженного интереса вопросы эльфов текло час за часом почти незаметно. Если бы не забота о том, как там, где и с кем Лакс, мы бы вообще наслаждались ситуацией. Тревога за друга иголочкой исподволь колола не только меня, даже Кейр, ошалевший от прелестных созданий, вьющихся вокруг, и то спросил у меня потихоньку:

— Как думаешь, магева, с ним все в порядке будет?

— Зла ему не желают, — так же тихо ответила я, единственное, что могла ответить, не покривив душой. Ведь "порядок" каждый понимает по-своему, и хорошее для одних может обернуться форменным потрясением для других. Пожалуй, я была уверена только в одном: Карниалесс рад рыжему вору и сознательно вредить ему не собирается. Нам же остается лишь одно — ждать.

Все-таки насчет своих предположений касательно возраста эльфов я была права, ни одни сколько-нибудь взрослый не будет так поспешно, хоть и с типично эльфийской грациозностью, вскакивать на ноги и ушмыгивать прочь при первых признаках возвращения троих в серых рубашках и нашего Лакса.

Вернулся рыжий, когда ночное небо начало светлеть и прятаться в бледно-розовой дымке. Причем брел Лакс, почетно именуемый в пределах Карниалесса исключительно Лаксанреномириэлем, как-то неуверенно, будто ощупью. Двигалось только тело, выполняя привычный ритуал, а его обладатель все еще находился мысленно где-то в другом месте.

Добредя до пределов нашей полянки, вор обвел компанию мутным взглядом. Сделал еще несколько шагов и плюхнулся на траву рядом со мной, прижался спиной к стволу вальсинора, запрокинул голову верх и глубоко вздохнул.

— Ну как? — не выдержав выпалил Фаль, зависнув перед лицом приятеля.

— И впрямь, рассказывай уж, коль не тайна, — в кои веки поддержал приступ сильфова любопытства обыкновенно осторожный Кейр.

Лакс еще раз вздохнул и с отрешенной огорошенностью медленно вымолвил:

— Меня проводили в Рощу Памяти, там тоже растут вальсиноры, только гигантские, уложили на траву у корней, наверное, самого большого дерева в Роще, да я прежде и вдвое меньше таких не видывал. А потом Лес заговорил со мной шепотом листвы, шелестом листьев, течением сока в стволах, не знаю, я просто понимал его, а он открыл дорогу к воспоминаниям всех князей Карниалесса. Мой отец, оказывается, тоже был князем, последним из князей. Моя мать не знала этого, она ведь считала его бродягой-полукровкой, а он магией скрывал свою силу и облик, и мои тоже изменил, чтобы я мог вырасти среди людей.

— Был? — Гиз первым выхватил суть.

— Он умер, а я его единственный потомок. Лес просил, чтобы я стал князем… я — полукровка, бродяга и вообще вор. Я так и сказал Карниалессу, а он, кажется, улыбался и ответил, что это неважно, он все это знает, потому что как я читал в его памяти, так и он читал в моей. Главное во мне кровь князей, поэтому я и есть самый достойный правитель, — вымолвил Лакс. — Это я то… — рыжий недоверчиво усмехнулся. — Правда, бред?

— Не знаю. Эльфы странный народ, может, такой правитель как ты, узнавший обратную сторону жизни, хлебнувший вдоволь испытаний, осведомленный о том, что творится в мире, им в самый раз будет. Внесешь свежую струю в политику! А то ведь они дальше Карниалесса и носа не совали. А опыт руководящей работы, обычаев там и прочих мелочей у тебя всегда под рукой в кладвой лесной памяти, — пожала я плечами.