Дмитрий Казаков - Солнце цвета крови

— А ты ее ждал? — поинтересовался Нерейд с улыбкой. — Тогда надо было дома оставаться, возле теплой печки!

— Достаточно, доблестные воины. — Могучий голос Оберона легко перекрыл весь шум, и викинги послушно остановились. — Поведайте, зачем проделали вы столь опасный путь, с какой целью прибыли к моему двору?

— Конунг Фэйрилэнда! — Слова Хаука звучали чужеродно и слабо в этом огромном зале, где все было сделано не людьми и не для людей. — Мы прибыли к тебе, связанные обетом доставить в Камелот волшебный котел Ундри, украшенный изумрудами и еще какой-то ерундой. Впрочем, украшения нам не нужны. Только сам котел.

На прекрасном лице Титании появилась изумленная улыбка. Оберон молчал, но в глазах его, которые поминутно меняли цвет, становясь то белыми, то серыми, то синими, словно море, блистало грозное веселье.

— Ундри? — сказал он наконец и махнул рукой. Под сводами грохнуло, и точно упала невидимая завеса: в воздухе повис, рассыпая искры, большой, шириной с добрую бочку, котел. На боках его золотилась гравировка, и зелеными глазами подмигивали изумруды, самый крупный из которых был величиной с кулак. — Вы хотите забрать его?

— Да, конунг, — подтвердил Хаук. — С твоего позволения…

— Вы знаете, что люди лишались здесь жизни за меньшее? — спросила Титания.

— Нет, — честно ответил Хаук. — Но если вы вздумаете лишить жизни нас, то это вам дорого обойдется. — Он паскуднейшим образом ухмыльнулся и демонстративно взялся за меч.

— Я вижу. — Оберон покачал головой. — Но вы просите очень многого. Мы должны посоветоваться.

И владыка Страны Чар склонил голову к стоящему неподвижно Мерлину. Тот сразу ожил, принялся что-то шептать, размахивая длинными, похожими на сучья руками.

Кари неожиданно вздохнул, повернулся к Хауку:

— Конунг, вон видишь того, в шляпе? — И огромная ручища поднялась, указывая на невысокого толстого фэйри, чье лицо украшал огромный синяк, а глаза злобно блестели. — Это тот самый, которого я в замке Эбраук об стены поколотил.

— Судя по довольной роже, успел наябедничать, — хмыкнул Нерейд.

Оберон продолжал совещаться с Мерлином, а Ивар от нечего делать все разглядывал королевскую свиту. Вьющийся вокруг трона маленький летун показался ему неожиданно знакомым, а ехидный смешок, вырвавшийся из маленького рта, заставил молодого викинга вздрогнуть.

Точно такой же он слышал в Камелоте, на пиру у короля Артура. Из глухой стены.

Соглядатай! Глаза и уши Оберона в мире людей.

И тут же Ивар вздрогнул вторично, столкнувшись с открытым, чистым, полным искренней ненависти взглядом. Высокая, статная женщина, чем-то похожая на Эттарду, смотрела на викингов так, словно они изнасиловали ее малолетнюю дочь, а единственного сына убили, после чего поджарили на костре и съели…

Стоять под прицелом темных, точно озерные глубины, глаз было неуютно. По коже бежала дрожь, похожая на ту, что бывает, когда входишь в очень холодную воду. А на поясе женщины, чужеродный, словно снежный сугроб посреди цветущего луга, висел длинный меч в простых кожаных ножнах. На рукояти матово блестел выпуклый прозрачный камень, похожий на застывшую слезу.

— Конунг Хаук, слушай меня! — Оберон смотрел прямо на викингов, веселье исчезло из его глаз, в этот момент алых, точно пламя заката. Голос повелителя фэйри звучал грозно, в нем чувствовался свист приближающегося урагана. — Все без исключения говорят о том, что я должен просто убить тебя.

Лицо конунга не изменилось, лишь глаза посветлели, налились мертвенным, белым холодом.

— И друид Мерлин, чья мудрость превыше неба, и лучший из наших лазутчиков Ваниэль, — мелкий летун сделал в воздухе круг, — и Четырежды Почетный Хобгоблин Калибан, — носатый толстяк, не так давно познакомившийся с кулаками Кари, злобно осклабился, — и даже фея Вивиан, Владычица Озера.

Ненависть в глубине темных глаз женщины не исчезла, лишь едва заметно колыхнулся меч на ее поясе.

Оберон замолчал, впившись взглядом в каменное лицо Хаука.

— Этой-то чего от нас надо? — изумленно прошептал Вемунд. — Чем мы ее обидели?

— Ее саму — ничем, — тихо ответил Арнвид, — а вот ее воспитаннику, белобрысому Ланселоту, не раз дорожку перебегали. Вот она и злится…

— Я счастлив, — бескровные губы конунга разлепились, рождая слова, которые свободно разносились по огромному залу, где вдруг стало очень тихо, — что нажил себе врагов не только в мире людей, но и здесь! Такое удается далеко не каждому! Поступай как хочешь, правитель, но помни: мы будем сражаться, даже если против нас выступят все фэйри!