Вадим Воинроз - д1000д

Она тоже кричала. Но только сначала. Крик сорвался на визг чудовищной силы и громкости. Вылетали стекла домов, рассыпаясь мелкими осколками.

Крылья охватило пламя, заглушая белоснежный свет.

Мое тело разрывало от боли, выжигало от света. Мой черный костюм осыпался пеплом. Тихий звон. Упал мой хрустальный шар и покатился…

Воздух вокруг нас задрожал, а я сжимал все сильнее, пока не почувствовал хруст. Сияние стало угасать, жжение отступало. Я сжал еще сильнее. Еще один хруст. Она упала на колени. Закричав еще сильнее, я разорвал ее крылья. Отдернул руки в разные стороны. Столб света ударил в небо. Ослепив ярчайшей вспышкой, окружающее пространство такой силы, что ничего не было видно. Лишь белый свет. Я упал, ничего не видя. Лежал, пытаясь дышать. Получалось. Легкие раскрывались. Я был жив. Белый свет отступал.

Капли дождя обрушились на землю. Вся крыша зашипела. Поднялся пар.

Спустя несколько минут, я смог открыть глаза. Осмотрел свои руки. Они были сожжены до такой степени, что образовалась хрустящая корочка. Движение приносило боль, но она была ничтожной по сравнению с той, что я испытал только что.

Я засмеялся. Сначала тихо и прокашливаясь, потом громче.

Услышал всхлипы и шепот. Она произносила шепотом одну и ту же фразу.

— Не может быть… не может быть… не может быть…

— Он оставил тебя. Так как и ты оставила меня. Теперь ты должна шагнуть вниз. Ты.

Я встал и осмотрел ее. Она была голой. Из ее глаз текли кровавые слезы. Она сжалась в комочек и смотрела в пустоту. Из ее лопаток торчали обугленные обрубки. Крыльев не было. Они исчезли вместе со светом.

— Тебе открыта дорогу во тьму. Можешь подождать меня там…

В глубине крыши я заметил знакомое сияние. Я подошел и поднял хрустальный шарик.

— Мои дорогие… вы в порядке? — хрусталь отозвался усилившимся сиянием. Осмотрев все песчинки, я убедился, что все на месте. — Их сила… Сила души… Неисчерпаема и бесценна.

Хрусталь озарил мои ладони светом, и обожженная корка осыпалась, я смотрел на свои ладони с новой розовой кожей, от ожогов не осталось и следа.

Подойдя к лежачей девушке, я поднял ее на руки. Она смотрела на меня умоляющим взглядом. Отчаяние, страх, беспомощность.

— Прощай, Ангел мой…

Поставив ее на ноги на край крыши, отошел на шаг.

— Один шаг…

Девушка обернулась. Обрубки размазались прахом по ее голой спине. На месте крыльев были обычные лопатки. Тело приобрело сияние ауры. Нужное мне сияние.

— Я могу взять твою душу, в новый дом. Но… много чести…

Легонько подул. У нее подкосились ноги. Она упала на колени.

Все еще смотрела на меня. Я подошел и опустился на одно колено. Поцеловал. Долгий поцелуй обжег мои губы приятным холодком.

— Прощай…

Она сама наклонилась вниз. Моргнула. Слеза сорвалась с ресницы. Но ее тело уже опрокинулось вниз. Она летела вниз. Слеза отправилась за ней, отзываясь бликами на различные сияния. Она падала в осколки стекла. А слеза затерялась в миллиардах капель дождя.

Тьма расступается передо мной. Глухой шаг. Я вдыхаю спертый воздух душной комнаты. Ты сидишь за своим столом при свете яркой лампы. Уставшие глаза читают какие-то распечатки.

Захотелось оказаться на улице. Встать и брести вперед посреди снежной вьюги.

Мое сердце. Ровное биение.

Косая ухмылка передернула уголки моих губ. Я смогу дышать. Камень, давивший на мою грудь, почти осыпался.

Скоро, ты будешь моей. И я смогу убить тебя. Хладнокровно. Жестоко.

Ночь, жди меня! Я иду.

* * *

За что не люблю снегопад, так это за его назойливость. Мелкие снежинки норовят залететь в нос, в глаза, за воротник. Идешь и постоянно чешешь нос, попеременно моргая. Даже не знаю, кого можно найти в этот холод. Зайти бы погреться.

Гирлянды на голых деревьях, переливающиеся блики огромных вывесок. Скрип открывающихся дверей, на несколько мгновений слышишь звук смеха и звон бокалов.

Меня привлекла вывеска дорогого ресторана. Яркая, блестящая, утонченно-мрачная. Дубовая дверь инконструированная различными металлическими ставками открылась достаточно легко. Сплошной обман.

Сразу же ударил в нос запах вкусной еды. Проследовав к свободному столику, я снял пальто и повесил его на вешалку. Девушка-официант, заметив меня, уже спешила меня обслужить.

Протягивая мне меню, она улыбнулась и спросила:

— Впервые у нас?

Мельком взглянув в ее глаза, я уловил отблеск грусти спрятанный глубоко внутри.