Р. Скотт Бэккер: Слуги Темного Властелина

– Я вижу, ты ученик. Знание – это сила, верно?

Этот не похож на Левета. Совсем не похож. И снова шум ледяного дождя, мало-помалу впаивающего убитых в снег.

– Не следует ли тебе, смертный, бояться меня, зная, кто я таков? Ведь страх – тоже сила. Способность выживать.

Незнакомец начал обходить Келлхуса, аккуратно переступая через раскинувшиеся по снегу конечности шранков.

– Вот что разделяет ваш род и мой! Страх. Цепкое, хваткое стремление выжить. Для нас жизнь – это всегда… решение. А для вас… Ну, скажем так: это жизнь решает за вас.

На это Келлхус наконец ответил:

– Что ж, тогда, видимо, решение за тобой.

Незнакомец помолчал и печально откликнулся:

– А-а, насмешка. Это у нас как раз общее.

Выпад Келлхуса был преднамеренным, но цели он не достиг – или, по крайней мере, так казалось поначалу. Незнакомец внезапно опустил свое невидимое лицо и помотал головой, бормоча:

– Оно смеется надо мной! Смертный надо мной смеется… Что же мне это напоминает, что же?..

Он принялся перебирать складки своего плаща и наконец нашел одно изуродованное лицо.

– Вот этого! О, наглец! Встреча с ним была настоящим удовольствием. Да, я помню…

Он взглянул на Келлхуса и прошипел:

– Я – помню!

И Келлхус постиг основные принципы этой встречи. «Нелюдь. Еще один миф Левета, оказавшийся правдой».

Незнакомец обнажил свой длинный меч, медленно и торжественно. Меч неестественно сверкал во мраке, как будто клинок отражал свет некоего нездешнего солнца. Затем незнакомец обернулся к одному из мертвых шранков и перекатил труп на спину с помощью меча. Белая кожа шранка уже начала темнеть.

– Вот этот шранк – его имени ты все равно не выговоришь – был нашим «элью», ты на своем языке назвал бы это «книгой». Чрезвычайно преданное животное. Мне его будет очень не хватать – ну, по крайней мере, некоторое время.

Он окинул взглядом остальных мертвецов.

– Мерзкие, жестокие твари на самом деле.

Он снова перевел взгляд на Келлхуса.

– Но очень… запоминающиеся.

Это начало. Келлхус решил прощупать почву.

– Так опуститься! – сказал он. – Ты сделался жалок.

– Это ты меня жалеешь? Пес осмеливается жалеть меня?

Нелюдь хрипло расхохотался.

– Анасуримбор меня жалеет! Ну да, еще бы… Ка'куну-рой соук ки'элью, соук хус'йихла!

Он сплюнул, повел мечом, указывая на трупы.

– Теперь эти… эти шранки – наши дети. Но прежде ! Прежде нашими детьми были вы. У нас вырвали сердце, мы пестовали ваши сердца….Спутники «великих» норсирайских королей.

Нелюдь подступил ближе.

– Но теперь – нет, – продолжал он. – С ходом веков многим из нас захотелось иметь нечто большее, чем ваши ребяческие перепалки, о которых и вспомнить-то нечего. Многим из нас захотелось более изысканного зверства, чем все, что могли предложить ваши войны. Это великое проклятие нашего рода – знаешь ли ты об этом? Конечно знаешь! Какой раб упустит случай порадоваться слабости господина?

Ветер взметнул его древний плащ. Нелюдь сделал еще шаг.

– Однако я оправдываюсь, как будто человек! Утрата есть вечный неписаный закон земли. Мы – всего лишь напоминание о нем, пусть и самое трагическое.

Нелюдь направил острие меча на Келлхуса. Тот встал в боевую стойку, его собственный кривой клинок замер у него над головой.

И вновь безмолвие, на сей раз – смертельное.

– Я – воитель многих веков, Анасуримбор. Очень многих. Тысячи сердец пронзил мой нимиль. Я сражался и против He-бога, и за него в тех великих войнах, которые превратили эту землю в пустыню. Я брал приступом укрепления великого Голготтерата, я видел, как сердца верховных королей разрывались от ярости!

– Так отчего же ты поднимаешь меч теперь, чтобы скрестить его с одиноким путником? – откликнулся Келлхус.

Хохот. Свободная рука указала на трупы шранков.

– Мелочь, я согласен, но я все же сумею запомнить тебя!

Келлхус ударил первым, однако меч его отскочил от доспеха под плащом нелюдя. Келлхус пригнулся, отразил мощный встречный удар, подсек ноги противника. Нелюдь кувырнулся назад, но сумел перекатиться и без труда вскочить на ноги. Из-под шлема гремел раскатистый хохот.

– Да, тебя я запомню! – воскликнул он и бросился на монаха.

Келлхус очутился в положении почти безвыходном. На него обрушился град мощных ударов. Противник всеми силами старался заставить его отойти от дерева. Над выметенной всеми ветрами вершиной холма звенели дунианский клинок и нелюдский нимиль. Однако нужный миг опережения был и тут – только поймать его оказалось куда сложнее, чем в битве со шранками.