Дуглас Брайан: Дочь Песочного владыки

Между двумя высокими башнями, стоявшими на площади Трех Фонтанов, протянули канат, казавшийся снизу не толще нитки. А когда солнце чуть опустилось в сторону горизонта, канат и вовсе пропал из виду.

Акробаты выступали в одежде, расшитой блестками и крупными стразами. Закатные лучи ярко вспыхивали на украшениях, и казалось, фигурки канатоходцев, как бы парящие в воздухе, принадлежат сказочным существам из мира снов и видений.

А внизу, под барабанный бой и скрипящие виолы, гимнасты ходили колесом, перебрасывались булавами, жонглировали факелами… Глотатели мечей, впрочем, Конану не понравились. В этом была какая-то насмешка над благородной холодной сталью. «К тому же, если каждый вздумает поедать оружие, в мире настанут тяжелые времена» – так думал киммериец со всей искренностью.

Конану стоило больших трудов постоянно напоминать себе, что он в Хоршемише по делу. По какому именно – варвар и сам пока сказать не мог. Но одно он знал точно – следует держать ухо востро, а нос – по ветру, иначе приключение выпадет на долю кого-нибудь другого, более внимательного и удачливого.

Любовь Конана к приключениям имела весьма простое объяснение. Приключения кормили его и составляли смысл его существования. Если бы ему просто нужны были бы деньги, он давно воспользовался бы толчеей и посрезал кошельки у всех ротозеев на расстоянии вытянутой руки. А руки у варвара были длинные.

Нет, требовалось нечто такое, о чем потом говорили бы во всех тавернах, нечто дерзкое и грандиозное по замыслу и фееричное по исполнению.

Глядя на акробатов, Конан вспомнил Зонару – давнюю свою подругу и великолепного товарища. Она была воровкой высочайшего класса, и при этом – акробаткой, что облегчало ей доступ в дома с высокими стенами. Время от времени до Конана добирались слухи о том, что Зонару поймали с поличным и казнили каким-нибудь ужасным способом. Если верить молве, ее многократно сажали па кол, четвертовали, сжигали на костре, и несчетное количество раз обезглавливали. Но леденящие душу подробности оказывались досужим вымыслом. Зоиаре неизменно удавалось выкрутиться из самых опасных ситуаций. А такие мелочи, как публичная порка за мелкое мошенничество, были настолько заурядным событием, что Зоиара даже и не думала роптать на свою судьбу.

Она-то хорошо знала секрет удачи. Уж ей то не пришлось бы ломать голову, в попытке измыслить очередное грандиозное предприятие. Конан был бы рад встретить ее на улицах Хорше-миша. К тому же, Зонара – привлекательная женщина, многоопытная и неутомимая во всем, что так или иначе касается телесной любви…

Размышляя об этом, Конан ощутил голод. Ему хотелось мяса, вина и женщины.

Но в городе было слишком много народа. Из-за этого казалось, что все вокруг происходит быстрее, чем обычно бывает, лица мелькали перед глазами, мысли путались в голове.

В конце концов варвар и сам не заметил, как оказался в глухом проулке из тех, что считаются «нехорошими» и обходятся стороной добропорядочными людьми.

Было уже за полночь. В животе у Конана урчало. Другой на его месте уже отчаялся бы, но киммериец чувствовал, что не зря ноги сами привели его в это мрачноватое место.

И в самом деле: не успел варвар сделать несколько шагов, как до его слуха донеслись женские крики.

Только опытный слух может различить истинную причину женского крика. Женщина кричит от злости, когда подозревает мужчину в неверности. Кричит она и от наслаждения, да так, что в пору подумать, будто ее режут.

Эта женщина кричала от страха. Ей требовалась помощь. В этом Конан убедился, когда приблизился к подворотне.

Грабителей было трое. Двое пытались сорвать со своей жертвы халат и покрывало, а третий, справедливо рассудив, что его помощь ни к чему, стоял у самого входа в подворотню, посматривая, не идет ли стража.

У нападавших имелись ножи, но они только размахивали ими, опасаясь испортить одежду женщины. Это снизило бы ее цену.

Женщина боялась ножей и вопила во все горло, но при этом не выпускала из рук своего покрывала, не желая расставаться с ним ни за что на свете. Она была молода – это Копан разглядел хорошо, – и стройна, как большинство женщин Хоршемиша. А судя по выражениям, которые она отпускала в адрес грабителей, родиться ей довелось где-нибудь в окрестных трущобах.

Когда третий грабитель, стоявший на посту,

заметил Конана, было уже поздно – он ничего не успел предпринять.

Тяжелый кулак киммерийца опустился ему на макушку, и разбойник, крякнув от неожиданности, рухнул, где стоял.