Дуглас Брайан: Забытые богини

Но Альфия не была колдуньей, и это он понял почти сразу. Самое большее, на что была способна эта женщина, – ложь и интрига. Ну и, разумеется, яд в бокале с вином. А также кинжал наемного убийцы. Все это ничуть не пугало Конана.

Ему не понравилось другое. Женщина не успела еще снять покрывало, а Конан уже чувствовал к ней отвращение. С ним подобного не случалось уже давно. Быть может – никогда. Дело в том, что у Альфии были кривые ноги. Короткие, довольно толстые – и искривленные. И никакое покрывало, никакие просторные шаровары не могли скрыть сего прискорбного обстоятельства.

Конан вздохнул. Возможно, у нее окажется красивое лицо… Ему случалось видеть горбуний с изумительно привлекательными лицами.

Однако Альфия, похоже, не оставляла ему выбора: стоило ей снять покрывало, и Конан прикусил губу – лицо, открывшееся ему, было грубоватым и злым. Вдавленная переносица, небольшие узкие глаза и мясистый нос в сочетании с густыми бровями и чувственно вывернутыми губами не вызывали никаких чувств, кроме неприязни.

Она подошла к варвару и пристально уставилась на него.

– Да, – уронила она наконец, когда осмотр был закончен, – ты мне подходишь. У тебя голубые глаза.

– Тебе не говорили, что от голубоглазого мужчины не обязательно рождаются голубоглазые дети? – спросил Конан.

Альфия презрительно фыркнула:

– Я плачу тебе золотом и драгоценностями не за то, чтобы ты рассуждал!

– До сих пор я не видел платы, – сказал Конан, неприятно улыбаясь. – Возможно, деньги убедят меня в том, что ты хоть немного привлекательна. Пока что я вижу перед собой уродину, которая мнит, будто принадлежности к женскому роду довольно для того, чтобы соблазнить мужчину.

У Альфии затрясся подбородок.

– По какому праву ты оскорбляешь меня, варвар? – прошипела она.

– По праву мужчины, который волен желать или не желать женщину, – он пожал плечами. – Твое угощение было вкусным, но продолжение мне не понравилось. Позволь, я не стану больше злоупотреблять твоим гостеприимством.

Она вцепилась ему в рукав.

– Ты полагаешь, будто можешь уйти от меня просто так?

– Полагаю, – сказал Конан. – Потому что ты некрасива, не привлекательна и злобна. Будь ты хотя бы доброй, я бы остался с тобой и постарался помочь тебе в этом деле. – Он улыбнулся. – Поверь, я знаю, как важны для женщин подобные вещи. Ребенок – это меч, которым мать вольна сразить любого врага. Я сам когда-то был таким ребенком… Ребенком, который вырос и отомстил нашим врагам.

Слушая Конана, Альфия кусала губы. Струйка крови потекла по ее плоскому подбородку. Конан коснулся ее щеки.

– И если ты не научишься быть ласковой с теми мужчинами, которых желаешь залучить в свою постель, то готовься к разочарованиям: ни один из них не заставит себя одарить тебя ребенком – ни за какие сокровища мира.

– Мой господин нашел меня достаточно прилекательной, – сказала Альфия глухо.

– Вероятно, твой господин подслеповат, – заметил Конан. – Позволь мне уйти. Я не возьму с тебя ни гроша, хотя по справедливости следовало бы заплатить мне за беспокойство.

– Неужели ты считаешь, что я разрешу тебе уйти теперь, когда ты узнал мою тайну да еще и оскорбил меня вдобавок?

– Какую тайну? – Конан пожал плечами. – Полагаю, тайна твоего уродства известна в вашем городке решительно всем. Тайна твоего бесплодия, вероятно, тоже не является такой уж тайной.

– До сих пор никто еще не знал о моих… встречах со светлоглазыми мужчинами, – вымолвила Альфия. – И не надейся на то, что станешь исключением.

– Так ты убивала всех своих любовников? – Конан уставился на женщину с любопытством, как если бы она была не человеком, а каким-то диковинным зверьком. – Ничего удивительного в том, что у тебя такое отвратительное лицо, Альфия. Холодное убийство никого не украшает. Я еще понимаю – убить кого-нибудь в драке или во время сражения… – Он улыбнулся чуть мечтательно. – Но лежать в постели с мужчиной и знать, что наутро придут какие-то громилы и проломят ему голову… Обнимать его за шею, зная, что через несколько часов эта шея будет сломана или перетянута шпуром… Целовать губы и не забывать о том, что скоро они почернеют от яда… Дорогая Альфия, ты меня изумляешь! Ты – законченная гадина, и я рад, что имею драгоценную возможность сказать тебе об этом в лицо.

– Стража! – завизжала женщина. – Воры! Грабитель! Взять его!

Она кричала отчаянно и так громко, что у Конана звенело в ушах, а между тем лицо Альфии оставалось неподвижным и хмурым, и глаза смотрели все так же неподвижно и все с той же сосредоточенной ненавистью.