Константин Павлов - Король драконов

Мой проводник вдруг повернулся. Показал на Мышака, выставил вперед ладонь. Молча, уже не желая рушить тишину, я привязала своего коня к какому-то дереву, и мы двинулись дальше — уже недалеко.

Звездное сияние наполняло открывшуюся среди деревьев поляну. В свете дня она могла быть обычной лесной опушкой, пастбищем для оленей и коз, но сейчас превратилась во дворец с крышей из ночного неба. Верный знак — они были здесь. Перворожденные замерли у деревьев — я их не видела, но ясно ощущала. Ну и зачем меня сюда привели? В звездном сиянии мерцали сотни покрывающих поляну синих цветков, и между ними порхала крупная искра. Вечерний Народец? Поклонник моих песен, рассказавший обо мне Перворожденным, и от меня ждут выступления? Услышали о заколдованном народе великанов и хотят попросить помощи? На краю поляны замер эльф со свирелью в руках.

Мой проводник отступил, растворился в ночи.

— Извините, а зачем меня сюда… — начала я говорить не то эльфу, не то какому-то кусту. Но замолчала сама.

По поляне пронесся едва слышный звон. Искорка Вечернего коснулась цветка, потом еще одного.

— Дзинь! Динь! Дзинь! — Вечерний звонил цветками без складу и ладу, не выдерживая ни ритма, ни мелодии. Он то надолго замирал, то вдруг начинал суматошно метаться по поляне. Скачущая по лугу корова с боталом справилась бы лучше. Я уже было открыла рот, чтобы поправить маленького неумелого музыканта. Чужая воля остановила меня без жестов и слов.

«Слушай!» Я подчинилась безмолвному приказу.

Странные вещи происходили со звуками. Как-то окреп, усилился шум далекого ручья, ветер донес равномерное уханье совы, негромко скрипели остывающие после жаркого дня деревья. И во все это вплетался тонкий хрустальный перезвон цветков. Вплетался, чтобы поддержать и повести, остановить или отметить паузу.

Негромко загудела натянутая меж веток паутина.

Доннн!

Вздохнул опадающий в неурочную пору лист.

Дзинь! Дзинь!

Скрипнул скатывающийся с маленькой горки камешек.

Динь! Донн!

С шорохом откатилась веточка под лапами пробегавшей мимо лисы.

Динь! Донн!

То один, то другой звук вечернего леса долетал до поляны, чтобы сплестись с мелодией маленького музыканта и вновь уйти или остаться основой.

На синих лепестках заблестели капельки вечерней росы. Звон стал глуше. Синие лепестки закрывались.

Динь! Дзинь! Донн! — отчаянно заметалась меж цветков искорка, удерживая на поляне музыку леса, но пора Вечернего уходила.

Динь! Дон! Дон! — Звон становился все тише. И вот, когда почти утихли хрустальные звуки, когда музыка почти ушла за грань слышимого, ниоткуда родилась нежная протяжная трель. Она ширилась, росла, вплеталась и вилась, полнила собой поляну, поднималась к вечернему небу и растекалась у корней. Она подхватила угасающую мелодию Вечернего и унесла к звездам.

Настала тишина. Перворожденный на поляне застыл с поднесенной к губам флейтой. Сколько мы еще сидели, впитывая память о вечерней песне? Я не знала. Но позже на поляну начали выходить по одному стройные фигуры в плащах и кланяться застывшему музыканту. Я тоже вышла, когда настал мой черед. Каждый мой шаг был попирающим вечернюю песню кощунством. Я тоже не стала ничего говорить, низко поклонилась мастеру. Вышедший рядом Воротник на мгновение положил голову флейтисту на колени.

Проводник ждал нас у деревьев.

Весь обратный путь я восхищенно слушала ночной лес. Тончайшая ткань Музыки Ночи расползалась под моей неловкой хваткой, но я еще помнила, еще была полна той самой, единственной трелью на поляне. Есть вершины, что нам покорить суждено, есть те, что одолеть в нашей власти. Но есть дороги, на которые не стоит даже ступать. Можно лишь глядеть со стороны со щемящим восторгом.

Я поняла, что Перворожденного перед нами нет, когда под моей ногой зачернела полоса дороги.

— Знаете что? — сказала я Воротнику с Мышаком. — Я, пожалуй, не буду сегодня спать.

Сон развеет это колдовство. Ощущение музыки уйдет безвозвратно. А пока я могла посидеть у костра и послушать песню растущей травы.

— Вот серебряная монета. За меня, за коня и за птицу. И спать где-нибудь можно лечь? А то я за ночь глаз не сомкнула!

— Да, в избе и постелю…

— Тетенька, тетенька, а меч у вас есть?

— Есть.

— А вы им головы рубили?

— Нет.

— А почему?

— Никого догнать не смогла. А ты быстро бегаешь? — Я оценивающе глянула на мальчишку, положив руку на рукоять Шпильки. (Малец засомневался.) — Мою птичку обгонишь?