Инна Георгиева - Ведьма для царевича, или От прошлого не убежишь

— Я не знаю, прекрасная Елена, — грустно ответила та. — В нашей стране женщины не задают вопросы. Думаю, была. До срока знать не положено.

— И когда же этот срок придет? — не могла угомониться царевна.

— Когда отец скажет.

— Странные у вас нравы, — пожала плечами Елена. Зухра в ответ только загадочно улыбнулась. Действительно, что мы знаем об их жизни? И чем она, по сути, отличается от нашей? Елену бы выдали замуж за Елисея, не поставь Кощей вопрос ребром. Разве бы кто-то спросил девушку, желает ли она провести всю жизнь с малограмотным обладателем симпатичной внешности? Конечно, нет. Так чему же удивляться? Мы считаемся более свободных взглядов, потому что мужчины едят с нами за одним столом? О, как это благородно с их стороны — позволить нам побыть украшением комнаты и посидеть молча, наслаждаясь их неспешной беседой. Это ли свобода?

— А что расскажешь ты, Вейла?

Задумавшись, я не заметила, как две пары глаз с интересом уставились в мою сторону. Э-э-э, барышни, мы так не договаривались. Мне вовсе не хочется устраивать вечер оголения своих старых ран. Давайте как-нибудь потом, попозже. Ближе к сентябрю. А лучше к концу года. Хотя бы первого. В следующем столетии.

— Скажу, что пора спать! — я широко зевнула, прикрывшись ладошкой, и сразу же откинулась на спину. Девушки выразительно переглянулись, но перечить не стали. Елена забрала от дверей две подушки. Одну протянула мне, вторую положила рядом для себя. Зухра сквозь дыру в стене ушла в свою комнату. И вскоре оттуда послышалось тихое сопение. Елена тоже быстро заснула, а вот ко мне сон не шел. Я вспоминала.

— Не упрямься! Тебе очень идет это кимоно! — Луаллин развернула на вытянутых руках шелковую одежду и тыкнула мне под нос: — Настоящее золото! Ты будешь сверкать как солнце.

— Но я не люблю желтый цвет! — в который раз протянула я, пятясь подальше от настойчивой сестры.

— Зато он любит тебя! В золотых одеждах твои глаза кажутся мягкими и теплыми. И прическа приобретет выгодный оттенок.

— Какой оттенок могут приобрести черные волосы, Лу?

— Не нужно меня так называть, — скривилась сестра. — Не веришь мне, спроси у Галинор. Она тоже скажет, что именно золотой цвет идет тебе больше других. И нечего тыкать мне эту коричневую дрянь!

— Мое любимое кимоно, между прочим!

— У отца в подвале будешь его носить. За закрытыми дверями, чтоб никто не видел! Но на собственную свадьбу ты наденешь вот это золотое!

— Ты деспот! Нет, ты — тиранша!

Луаллин насмешливо фыркнула и поднялась:

— Пусть так! Но я делаю это для тебя. Муж должен увидеть тебя и влюбиться. А не думать, как же его угораздило выбрать себе такую замухрышку.

Сестра вышла, а я, фыркая как ошпаренная кошка, бухнулась на кровать, держа перед собой желтое нарядное кимоно. Свадьба через неделю, а мы уже третий день ругаемся по поводу того, во что меня одеть. Хорошо хоть Галинор не вмешиваться — носиться где-то со своими ветрами. Ей можно. Она еще лет девять не должна задумываться о семейной жизни. Девочке всего восемнадцать. Но даже сейчас она была такой красавицей, что даже Луаллин не могла с ней тягаться.

Серебристые глаза, волосы как шелк, младшая сестра управляла воздухом. Она и сама была словно легкий весенний ветерок — неусидчивая, веселая, быстрая. Невозможно было предугадать, где она будет в следующий миг. Она была самой сильной из нас всех. Даже Луаллин, несмотря на весь свой двухсотлетний опыт, на все книги и знание, которые постигла, не могла противостоять Галинор по магической мощи. Только отец, Седой Мудрец, как называли его в народе, имел на нее хоть какое-то влияние.

На самом деле папа был вовсе не седой. Наоборот, такой яркой рыжей бороды я не видела больше ни у кого. Он единственный из всех известных нам волшебников, умел управлять огнем и молился солнцу. Но, кроме того, отец был ученым. И передал мне свою любовь к экспериментам. Луаллин всегда ругалась по этому поводу. После смерти мамы, она считала себя ответственной за нас с Галинор, да и за папу тоже. Она предпочла бы, чтобы мы с сестрой были обычными среднестатистическими принцессами. Но, увы, ей с нами не повезло. Я пропадала сутки напролет в лаборатории вместе с отцом. А Галинор летала со своими ветрами по всему поднебесному царству, возвращаясь домой лишь к вечеру, растрепанная, пыльная, вся в вечных синяках, бросая нам с улыбкой "никак не научусь вовремя тормозить"…

Я никогда всерьез не задумывалась о своем будущем муже. Да, я знала об обручении и даже о том, что выйду замуж в год Сердца Земли, на свой двадцать седьмой день рождения. Но была ли я против? Скорее, мне было все равно. Луаллин смогла бы выйти замуж лишь после коронации. Мужа она бы выбрала себе сама и, зная ее, я могла поклясться, что это будет самая выгодная партия. Супруг мог быть хоть помесью крокодила с орангутангом — для нее это было не суть важно. Она, кажется, с первого дня своей жизни училась быть королевой и ставить интересы страны перед личными.