Алена Даркина: Приют на свалке

Она вскочила и помчалась к лифту. В распоряжении оставалась одна минута. Ева постаралась сжать чувства в комок. Никто не должен знать, как она расстроена. У нее все в порядке.

Уже на свалке, когда она собирала ценный мусор в мешки, в глазах снова потемнело: если Йорген не вернется, полиция может начать расследование заново. Устроят дома обыск, что-нибудь найдут.

Чтобы прийти в себя, подумала о другом: "Все обойдется. Он вернется и все будет хорошо. Как прежде". Так она и закончила смену, твердя про себя как заклинание одни и те же слова. Входя в фильтр-подъезд, с надеждой осмотрела команду охотников, но мужа среди них не оказалось.

Сердце перестало биться от ужаса. Уже не заботясь о том, что кто-то может заметить ее состояние, она, чуть ли не бросив полные мешки на склад, помчалась домой. Квартира встретила мертвой тишиной. Едва сдерживая слезы, она медленно побрела в спальню, чтобы переодеться. Последняя надежда растаяла. Йорген не вернется. Может, его убьют. Или уже убили. Может, он опять солгал и сбежал сам, как только миновала опасность. Сейчас уже ничего не имеет значения. Сейчас важно как-то выжить.

Она шагнула в спальню и вскрикнула: на полу перед дверью лежал муж. Ева упала рядом на колени, нащупала артерию на шее — пульс был. После переживаний, она не выдержала и зарыдала. Он вернулся, он жив. Но как же он лежит? Ведь надо выходить на свалку. Она помчалась к аптечке, нашла нашатырь. Едва она поднесла к носу пузырек, он открыл глаза, помотал головой.

— Ева… — он сонно потер глаза, потом, поморщившись, сел. — А я не хотел диван пачкать, вот и лег прямо на полу, — виновато объяснил он.

— У тебя же смена сегодня, — прошептала она сквозь слезы.

— Я с утра был у Ойвина. Взял больничный на пару дней. Ну что ты, — он осторожно прижал к себе жену. — Все хорошо. Все закончилось. Не плачь.

— Правда? — она взглянула ему в глаза и стала вытирать слезы. — Все-все закончилось?

— Да, — подтвердил он.

— А где ты был?

— Меня срочно вызвал к себе начальник, — Йорген решил не пугать жену известием, что ночью они были на волосок от гибели. Будет еще потом ждать нападения каждую ночь. — Я даже флэшку испортить не успел. Но оказалось, что она и вправду испортилась от времени. Сначала мне не поверили. Даже хотели убить. Но потом отчего-то передумали. Я так думаю, только по твоим молитвам.

Ева снова заплакала, прижавшись к его груди, а Йорген вспоминал, как смотрело на него черное дуло пистолета, а справа удалялась спина Депрерадовича. Как внезапно Божан остановился и приказал Волосу:

— Подожди.

Вернулся к Йоргену:

— Знаешь, я подумал, что убить тебя всегда успею, а если ты и в самом деле не трогал флэшку, то можешь еще пригодиться. Отпускаю тебя. Но помни: ты разведчик Нью-Йорка, кроме тебя никого не осталось в Лондоне. Однажды ты снова понадобишься своей родине.

Эту пафосную речь опять произнесли для тех, кто присутствовал. Для них же его наказали, чтобы знали: нельзя нарушать приказы генерала, без возмездия не уйдешь. Божан достал из кармана какой-то странный прибор и выстрелил Йоргену в печень.

Он почувствовал лишь легкий укол и сначала даже не понял, что произошло. Но тут Депрерадович нажал на этом же приборе кнопку. Йорген согнулся пополам и заорал от боли. Показалось, будто сверло вонзилось в печень, он с воплями катался по полу. А Божан объяснял негромко, что Бёрьессону вживили новую штучку из Токио. Теперь, когда они захотят его наказать — накажут болью. Когда захотят убить — убьют одним нажатием. Как только Йорген немного успокоился, генерал склонился над ним и негромко заключил:

— Если будешь плохо себя вести — так, как ты вел себя в этот раз, пытаясь обмануть меня, — я прикажу ввести такие же штучки в печень твоей жене и девочкам, это легко и на расстоянии сделать…

Как только Йорген смог проникнуть в Лондон, пришлось пойти в больницу, попросить еще один выходной. Били его так профессионально, что гримироваться на этот раз не пришлось. Выглядел же он плохо, и Ойвин предложил обследование. Но Йорген отказался — иначе и аппарат в печени найдут, будут потом докапываться, кто и когда его поставил.

Дома он выпил обезболивающее, но ничего не помогало — боль в печени не отпускала, а снова и снова накатывала, так что он чуть не свихнулся. Невольно представлялось, как Депрерадович, сидя в кресле, забавляется, нажимая на кнопку… Только полчаса назад он впал в забытье.

Еве об этом знать ни к чему. Так же как Депрерадовичу ни к чему знать, что Лиза всегда делала дубликат документов. Неслучайно на схеме стоял кружочек и крестик. Крестик — знак, где она спрятала оригинал, а кружочек обозначал место, где она спрятала дубликат. И две схемы друг на друга наложила, чтобы запутать… Пусть и Депрерадович, и Ева думают, что все на самом деле закончилось. Навсегда.