Евгения Прокопович: Вершина мира. Книга первая

Не прошло и получаса, как слабая заря несмело окрасила оранжево-розовым далекую полоску горизонта, и с каждой минутой набирая силу подкралась к замку, заглянула в темное окно третьего этажа, с интересом разглядывая молодого герцога. И усмехнувшись над обессиленным, спящим человеком устроилась на спине разлив неяркое сияние по теплой коже…

Меня сменили около пяти утра. Я хотела еще поработать, усталость совершенно не чувствовалась, но меня буквально вытолкал из операционной седой доктор, объясняя, словно зеленому практиканту, что работаем мы с людьми, и как бы не хотели сами тоже люди, и устаем чертовски. А когда устаешь, внимание становиться рассеянным, этого допускать никак нельзя — можно наделать ошибок, стоящих пациенту жизни, а на меня еще хватит пострадавших, так что нечего геройствовать.

Правоту старого доктора я осознала, только выйдя из душного, пропахшего медикаментами и кровью мобильного госпиталя. От потока свежего воздуха начало немного покачивать, а в глазах промелькнули черные точки. Оказывается, устала даже больше, чем думалось. Выкурила сигарету, сидя на стволе поваленного дерева, задрав голову вверх, вяло удивляясь, что уже почти утро, а небо по-прежнему похоже на черный бархат.

Спать решила под открытым небом, погода хорошая, а в палатке, отведенной для отдыха душно. Из кучи, наваленной на краю расчищенной площадки, извлекла спальный мешок и заползла в его теплое нутро. Поворочалась, устраиваясь удобнее на жесткой земле, и уставилась на небо в россыпи неправдоподобно огромных звезд.

И вдруг осознала, что никуда отсюда не улечу. Ни сегодня, ни завтра, до тех самых пор, пока не разгребутся завалы, и самый последний пострадавший не будет извлечен из-под тяжелых перекрытий, с каждой минутой все с большей вероятностью становящихся братской могилой. Что все сказанное Себастьяно правда, и я ничуть не лукавила ни перед ним, ни перед собой.

В какой-то миг всплыло воспоминание о свадьбе и моем обещании Наташке на ней присутствовать, но это ничего не изменило. И какое мне собственно дело до родственников? А, никакого! Значит, я вполне могу задержаться здесь, или где-нибудь еще до конца моей жизни, не то, что до отцовской свадьбы и искать меня никто не станет. Да и плевать отцу есть я или нет, вот уже два дня плевать — он от меня отрекся, а вбив себе в голову что-то, он редко оглядывается назад.

Да и страшно даже подумать, что придется вернуться в свою каюту, где слишком много вещей напоминает о Владе. Вспоминать о нем спокойно я еще не готова. Стоило о нем подумать, как помимо воли на глаза навернулись слезы, да что со мной такое происходит-то!? Я не хочу страдать по нем, а плакать уж тем более! Он этого не заслуживает! И возвращаться я никуда не хочу. Это какой-то дурак сказал, что дома стены помогают, а впрочем, может и не дурак, вот только что там может помочь, если дома толком нет? Я не хочу возвращаться, не хочу и не буду! Я хочу исчезнуть, чтобы никто не нашел, если когда-нибудь все-таки решат искать!

В медицине существует такое понятие, как массовая кровопотеря — гиповлемия, у нее есть несколько компенсаторных реакций. Одна из них — централизация кровообращения, когда умный организм борется изо всех сил стараясь сохранить то, что от него осталось. Повышается тонус сосудов венозной системы и артериол, обеспечивая тем самым только самые важные органы — сердце и мозг, а все остальное постепенно умирает от недостатка кислорода. Первыми этой чести удостаиваются периферические кровеносные сосуды. Организм не дурак, он дает медикам и человеку шанс, при благоприятных, конечно, обстоятельствах.

Вот примерно такую же централизацию нужно устроить и себе, только не с телом, а с душой. Обескровить память, а вместе с ней и любовь. И дождаться, стоя в сторонке, пока они умрут тихо и самостоятельно. Потому что когда есть угроза жизни, приходится ампутировать поврежденную конечность, как бы ни было ее жалко. И насколько ловко удастся это сделать, зависит все остальное.

А потом… потом все аккуратно подчистим, где надо соскоблим, подправим скальпелем неровные края, так, чтоб до живой ткани, тщательно промоем и прилежно сошьем. Край в край. Сосудик к сосудику. Не забыв обколоть антибиотиками и наложить стерильную повязку. И будем свято верить, что когда придет время сызнова пустить кровоток, все будет так, как надо и системы заработают без сбоя. А от случившегося останется аккуратненький, почти не заметный косметический шрам. На все нужно время.