Линн Абби - Медный гамбит

Звайн оторвал корку дыни с жестоким наслаждением, но скривился, когда красный сок потек по его разбитым губам. Он протянул дыню обратно, и Павек понял, что боль в его душе, которой он не мог дать имени, скорее увеличилась, чем уменьшилась.

— Не уходи далеко от меня, — прошептал он, когда ворота замаячили перед ними. — Оставайся там, где я могу видеть тебя.

Мальчик мрачно кивнул. Павек опять порылся в своем кошельке, вынул оттуда две последние керамические монеты и сунул их в руку мальчика.

— Ты веришь во что-нибудь, Звайн?

Бессмертный Король Хаману был официальным божеством жителей Урика. Каждый день в утреннем обращении к горожанам перечислялись все его многочисленные титулы и прославлялась его сила; его имя был предметом бесконечных благословлений и…проклятий. Но вера была совсем другим делом. Задавать такой вопрос — вторгаться в личную жизнь, ответить на него честно — знак доверия.

— Иногда. А ты?

— А я верю в колесо судьбы — после хорошего дня, конечно. Нам нужен хороший день, Звайн.

— Я буду молиться за тебя, Павек, — Звайн крепко обхватил своими пальцами острые, неправильные края монет. — Я знаю место.

— Лучше оставайся здесь. Помни, что я тебе сказал: не исчезай.

Из очереди купцов и фермеров, уже ждавшей за воротами, раздались крики: появились темплары, обязанные открывать ворота с рассветом, но всегда опаздывавшие по меньшей мере на час. Павек поторопился на пост инспектора — задержавшись только на мгновение, чтобы посмотреть, где устроился Звайн. Мальчишка нашел себе место в тени за кучей камней и костей, оставшейся после обновления и раскрашивания портретов Короля Хаману на стенах. Они обменялись быстрыми взглядами.

Модекан посылал на ежедневную ярмарку как ремесленников, так и фермеров. Павек быстро вспотел, разгружая четыре тележки; потом загружая их красной плиткой, предназначенной для дома какого-нибудь аристократа. Инспектор — не Букке — отсчитал несколько дюжин: некоторые, дефектные, обложил дополнительным налогом, потом отозвал Павека в сторону, как только тележки были нагружены, а неудачливый ремесленник отправлен обратно.

— Ты знаешь дороги в квартале темпларов, падаль?

— Не очень хорошо, великий, — солгал Павек. Слишком щедрое предложение даже для того, кто молился счастливому повороту колеса судьбы.

Инспектор предложил необрезанную керамическую монету, если Павек отвезет эти плитки в резиденцию Верховного Темплара. — Она строит фонтан, — откровенно сказал он. — День работы.

— Я бедный человек, великий, больной, и в грязной одежде, меня даже не пустят на порог.

Инспектор удвоил предложение и Павек, зная, что человек в здравом уме никогда не окажется от такой возможности, признал свое поражение, упав на колени. Он внимательно слушал, пока инспектор тщательно описывал путь через лабиринты квартала.

Могло быть и хуже: по меньшей мере его не направили к Элабону Экриссару. Заручившись обещанием двух монет, ожидающих его по возвращении, он быстро загрузил ручную тележку и отправился в дорогу. Он попытался было найти глазами Звайна, но парень куда-то спрятался.

И его по-прежнему не было, когда он вернулся. Он задал столько вопросов своим товарищам-работягам, сколько он осмелился, но никто из них не видел как худой, темно-волосый мальчик исчез из тени, даже когда Павек предложил несколько монет из своего вновь обретенного богатства за информацию. Подкуп только привлек к нему совершенно ненужное внимание рабочих и темпларов.

Учитывая, что все и так уже шептались о нем, а его настоящее имя все еще висела на всех стенах, вместе с обещанием награды в сорок золотых, он не осмелился спросить даже о старике-дварфе, юном полуэльфе и невероятно красивой женщине, которые должны были провезти тележку с амфорами мимо жадных глаз темпларов.

Вскоре после его возвращения к воротам земля содрогнулась, и огромное облако пепельного цвета поднялось в воздух далеко на севере от города: Дымящаяся Корона оправдывала свое имя. Все те люди и нелюди, собравшиеся у ворот, которые поклонялись воздуху или огню, немедленно забормотали свои молитвы. Все остальные могли надеяться только на то, что счастье и удача не дадут ветру принести облако в город — и ошиблись. Южный ветер прекратился почти сразу, и груда пепельных облаков обрушилась на город Урик, принесенная ветром с севера. Уже к полудню воздух был полон серой, а челюсть Павека заболела так, как она болела всегда во время ветра, дующего от Короны.