Линн Абби - Медный гамбит

Вместо того, он продекламировал стишок уличной песни:

— Ты слышишь печальную песню полыни?

— Не слышишь, ну что ж, не беда.

— Уходят из города дети пустыни,

— Вернутся не скоро, когда?

(небольшая переделка Стругацких)

— Прошлой ночью они зарегистрировались в Модекане.

Совпадение? Павек почувствовал, как невидимая петля затягивается вокруг его шеи. Он сглотнул, но не пошевелился. Модекан была еще одна деревня, которая дала имя одному из десяти рыночных дней Урика. Сегодня, как раз, был день Модекана.

Совпадение? Если вдруг его судьба не сделала резкий поворот к лучшему.

Король Хаману не любил неожиданностей в своем городе. Массивные стены и ворота были не просто удобным местом, на котором можно было вырезать его портрет. Никто не мог войти в Урик, не зарегистрировавшись в одной из окружающих деревушек. Никто не имел право ввести въючных животных в Урик. На улицах и так хватало народа и было достаточно трудно поддерживать их чистоту и без дерьма канков. Никто не мог остаться внутри города после того, как ворота закрывались на закате, если они не платили налог или не могли доказать, что они постоянные жители города.

Большие торговые дома платили налог. Даля них это была сущая мелочь. Но все остальные, включая бродячих торговцев, останавливались в рыночных деревнях, ставили своих животных в стойла, объявляли регистратору в гражданском бюро цель своего визита, получали место в деревенской гостинице, и входили в Урик на следующее утро.

Он оценил угол падения луча утреннего солнца на рабочем столе Метисы. Если, допустим, эти бродячие торговцы вышли из Модекана с рассветом и с ними ничего не случилось по дороге, как раз сейчас они должны подходить к воротам города.

Он скорее потеряет все свои алые и оранжевые нашивки на рукавах, чем сунет нос в дела Рокки, но он обязан это сделать для Метисы. То, что она делает, отчаянно смело.

— Сколько их? Имена? Описания? — Он надеялся на то, что это даст ему шанс найти их и не нажить себе врага в лице дварфа.

— Трое. Одна женщина и двое мужчин. Тележка, четыре амфоры — большие глиняные сосуды со скошенным дном — наполненные зарнекой. Их наверняка будет легко заметить, когда они будут проходить ворота.

Павек решил, что он должен быть благодарным неизвестному ему регистратору, собравшему так много дополнительной информации. Механически он спросил себя, сколько Метиса заплатила за эту дополнительную информацию. И сказала ли она ему все, за что заплатила. — Что-нибудь еще?

Администратор предпочла не расслышать его вопрос. Вместо ответа она выбрала восковую палочку из тех, которые лежали в изысканной и дорогой деревянной шкатулке, стоявшей перед ней. Она зажгла небольшую масляную лампу — тоже изысканную и дорогую — и подержала воск в пламени, пока он не размяк и не потек. Павек смотрел на все это, на душе его скребли кошки. Метиса готовилась поставить свою личную печать.

Он подумал что более худших примет не бывает…может быть…

Если он будет очень стараться, трижды плюнет через левое плечо, не здесь конечно…

— Что-нибудь еще? — повторил он, когда она опустила тяжелый цилиндрический кусок сланца и на воске появилась ее вырезанная бюрюзовая печать.

Мелиса вновь подвесила свою цилиндрическую печать на цепочку, свисавшую с ее горла, рядом с золотым медальоном. Она подула на расплавленный воск, чтобы он побыстрее затвердел, и ласково улыбнулась своему подчиненному.

Павек на мгновение перестал дышать.

— Амфоры запечатаны у вершины. Будь поосторожнее, когда будешь снимать печати. Возьми это и покажи у ворот, — она протянула ему еще горячий кусок воска. Он был длиной с большой палец Палека, но наполовину уже. Он взял ее с таким чувством, как если бы это был его смертный приговор. — Будь поумнее, регистратор. Тебе придется думать, от чего ты давно отвык. И не забывай, на кого ты работаешь. Я жду тебя завтра, с докладом.

— Завтра у меня выходной, — ответил он, чувствую себя как последний дурак, пока слова слетали с языка.

Ее улыбка стала шире, показались крепкие, острые, отшлифованные зубы. Павек никогда раньше не видел зубов свой начальницы, но он никогда раньше не видел и ее улыбки.

— Тогда на следующий день после завтра. Ты будешь знать вдвое больше, не правда ли?

Восковая палочка сохранит оттиск печати не дольше одного дня под горячим солнцем Атхаса. А учитывая пот, градом текший с его ладоней, можно было легко предположить, что печать исчезнет еще до того, как Павек доберется до ворот. Он быстро убрал воск в потайной карман своего рукава. Когда воск был в безопасности, он вскочил на ноги. Он был уже на пороге, когда вспомнил о курьерше.