Линн Абби - Тени Киновари

Руки Матры коснулись чего-то круглого, и это был не плод кабры. Это были волосы…голова…безжизненное тело. С ее ладоней капала кровь, когда она отдернула их назад.

— Отец! Отец!

Она не могла бежать. На галерее были и другие тела.

Тела были везде, все безжизненные и в крови.

— Отец!

Матра дохромала до конца галереи к первой из усадьб, где пламя пожирало остатки костяной хижины, вроде ее собственной, и человеческая женщина, которую она узнала, лежала на спине, глядя вверх остановившимся взглядом.

— Далия!

Далия никогда не понимала запинающуюся речь Матры, но она не моргнула, услышав звук речи. Далия вообще не двигалась. Далия была безжизненна, как и все остальные, и внезапно Матра поняла, что она никак не может наполнить легкими воздух, хотя дышала очень тяжело. Ее метки опять стали наливаться теплом, защитная перепонка опустилась на уголки глаз.

— Нет! — выдохнула она, приказывая своему телу остановиться, как если бы оно принадлежало кому-нибудь другому.

Она не могла себе позволить лишиться зрения. Она должна видеть. Она должна найти Отца, но она не могла идти, и, сотрясаясь всем телом, поползла по хорошо знакомым дорожкам к еще одной горящей хижине.

В нескольких шагах от разрушенного горящего дома она сумела встать на колени. Создатели дали ей человеческие глаза, чтобы она могла различать, где свет, а где темнота, но они не дали ей человеческую способность плакать, как делают люди и другие мыслящие расы. Раньше это не было неудобством, но теперь — глядя на тело Мики, наполовину сожранное огнем, и его лицо, разрубленное ударом, прошедшим от макушки через правый глаз, нос и щеку, прежде чем закончиться на горле, Матра смогла только издать печальный негромкий шум, глубоко в горле. Звуки ранили сильнее, чем любые щипки, к которым она привыкла в резиденциях высших темпларов.

Но создатели сделали Матру сильной. Она встала на ноги и обошла тело Мики. Отец лежал в нескольких шагах дальше. Его тело не было тронуто огнем: на его голову обрушилась дубина, череп был раздроблен. Матра не могла видеть его лицо — оно было все в крови. Она опять встала на колени, осторожно просунула под него свои узкие руки и легко подняла его в воздух. Потом она перенесла его на берег, положила рядом с водой и смыла кровь его лица.

Звуки горя все еще рождались в основании горла Матры. Что-то невидимое, но острое цапнуло ее за сердце. Печаль, это печаль, сказала она себе, вспомни, как сверкали щеки Мики в ту ночь, когда умерла вся его семья. Печаль, холод и мрак. Смерть, внезапно поняла она, она здесь, более настоящая, чем все остальное, что было вокруг. Согнувшись, скрючившись с телом Отца в руках, Матра уставилась в темноту, ожидая что Смерть появится и возьмет ее.

Смерть была пещере, прямо сейчас. Она могла ощущать ее. Смерть возьмет и ее, как всех; она не в состоянии сопротивляться. Но когда она опустила тело Отца на каменный берег, он открыл оставшийся глаз.

МатраЕго голос звучал у ней голове, его губы не двигались.

— Отец? Отец — что произошло? Мика…Ты… Отец, скажи мне — Что я должна сделать?

Ты должна бежать, Матра. Они вернутся, их много, они возьмут верх даже над тобой-Кто? Почему? Ты никогда не делал ничего плохого, Отец; это не должно было случиться. Ты никогда не делал ничего плохого.

Не надо делать что-нибудь плохое, чтобы начались убийства, объяснил отец, терпеливый к ее новизне в этом мире даже сейчас.

— Убийство, — Матра почувствовала это слово в своих мыслях, потом произнесла его своим странным, плохо подходящим для слов языком. Это не было новым словом, но оно приобрело новый смысл. — Тебя убили, Отец?

Да.

— Тогда и я убью. Я убью тех, кто убил тебя. Я отвечу плохим на плохое, и все опять станет правильным.

Матра почувствовала печаль Отца. Он накажет ее, подумала она, как он наказал ее, когда она оставила себе черную шаль. Она знала, что плохое нельзя сделать правильным — она узнала об этом, глядя в зеркала высших темпларов.

Отец удивил ее. У тебя есть могущественные покровители, Матра. Они помогут тебе. Это не должно произойти опять. Ты должна позаботиться об этом.

И Отец сделал так, что в ее сознание появилось изображение, последнее, что он видел в своей жизни: дубина с каменным наконечником, опускающаяся рука и обезображенное шрамами лицо с дикими, безумными глазами за ней. После этого не было ничего, но и этой картины было достаточно.

На один удар серца ей показалось, что она никогда не видела это лицо, но рассмотрев в своем сознании изображение более пристально, Матра увидела отчетливо различимые черты халфлинга, скорее старого, чем молодого. Из области шрамов выходила одна единственная черная линия. Она дважды поварачивала и опять исчезала среди складок кожи и шрамов. Этого было вполне достаточно, особенно вместе со злыми глазами. Она знала его. — Какзим, — прошептала она, встала и пошла прочь, не бросив назад даже прощального взгляда.