Дарья Булатникова: Острые ушки

Говоря это, она внимательно наблюдала за Гжесем. А тот сразу вспомнил то, что узнал не так давно. Что родился он вне брака, и отец только потом развелся с первой женой, чтобы жениться на его матери. И что жена эта грозилась покончить с собой, устраивала дикие сцены и проклинала разлучницу и её отродье. А бабушка с отцовской стороны всегда его не любила и попрекала мать, что та не сделала аборт и увела её сына из той семьи. Всё это недавно выложила ему тетушка, заехавшая навестить племянника по пути на юг. То-то веселые воспоминания были… Отца и бабки уже нет в живых, так что можно было и не узнавать этих семейных тайн.

— Ну что, было похожее? — с заметным торжеством спросила София.

— Было, — вздохнул Гжесь. — И что теперь делать? Это навсегда или можете помочь?

— Помочь-то можно, — голос колдуньи стал бархатен и проникновенен. — Вот только есть один щекотливый момент…

— Говорите! Я что могу взамен обрести какой-то другой венец? Или у меня чакры раскрутятся и отвалятся? Что?

— Нет, другой не обретете, наоборот, можете стать очень везучим человеком. В порядке компенсации, так сказать. — София помолчала. — Но тут дело вот в чем. Одна я с такой аномалией не справлюсь, требуется работа трех, а ещё лучше, четырех сенсов. В контакте, с полной отдачей. Усилитель полей подключать нужно… А плату я от вас, Григорий, извините, с вашей нынешней дефектной энергетикой принять не могу. Деньги — один из наиболее сильных аккумуляторов негатива, так что ещё и их чистить… — она брезгливо повела крутым плечом и поморщилась.

— Да, это проблема… — Гжесь опустил глаза, вспоминая, сколько у него денег с собой и сколько дома. Выходило — мало. Зарплата была давно, Лизетту как раз перед аварией по магазинам прогулял. Паршиво. — А сколько это будет стоить?

— Я бы с вас ничего не взяла, Григорий. — София улыбнулась, показав белоснежные зубки. — Но неоплаченная работа, это работа впустую. Результата не даст. Вот что, давайте сделаем так: я заплачу своим коллегам из собственного кармана по пятьсот долларов. А вы мне потом, когда всё будет в порядке, вернете. Согласны?

— А если не получится?

— Небольшая вероятность есть, — кивнула колдунья. — Но тогда я сама у вас денег не возьму — зачем мне лишний заряд негатива? Поверьте, я его и так больше чем достаточно получаю. Порчи снимаю, привороты…

Гжесь задумался. Вроде бы, всё логично, и он ничем не рискует. Если этой магистерше удастся сделать что-то с его фатальной невезучестью, то пару тысяч баксов он как-нибудь найдет. Сменит работу, избавится от рухляди на четырех колесах, заведет семью. А если не выйдет, то и черт с ним, будет жить по-прежнему, неудачником, хоть и грустно все это.

София смотрела на него по-матерински добрым взглядом. Клиент почти созрел. Сашка, Петрович и Мерзлякин были предупреждены и ждали только её звонка.

— Согласен, — кивнул Гжесь. — Когда мне прийти?

— Сейчас вечер, коллеги должны быть дома. Если согласятся приехать, то сегодня всё и сделаем, зачем откладывать? — её рука потянулась к молчащему на антикварном бюро телефону. Сверкнуло массивное серебряное кольцо-печатка.

— Прямо сейчас? Но я как-то не готов…

— А зачем готовиться? — белые зубки вновь показались между тщательно подкрашенными рубиновой помадой губами. — Наша аура всегда с нами, как бы мы к этому не относились. — И уже в трубку: — Роман Петрович, добрый вечер.

Пока София разговаривала по телефону, Гжесь сам себя уговаривал относиться ко всему спокойно. Повода для сомнений просто нет, да и не волнуется он. Мысли текли плавно, запах курящихся в подставке ароматных палочек дарил вечеру привкус романтичного приключения, которое не может не быть вехой для каких-то важных перемен. И от этого слегка кружилась голова.

— Григорий! — окликнула его колдунья, и Гжесь очнулся. — Пора расписку писать! Или вы передумали?

— Расписку? Ах да… Нет, не передумал.

Он написал всё, что продиктовала колдунья, вывел внизу свою фамилию. И только потом осознал, что в комнате появились ещё какие-то люди. Кто это был, Гжесь так и не понял, ему было всё равно, они что-то двигали, чем-то звякали и переговаривались вполголоса.

У кресла, куда его посадили, была жесткая высокая спинка. Очень неудобно, хотелось расслабиться, лечь и закрыть глаза. К коленям подкатили како-то металлический ящик на колесиках, в его боках отражался блеск огней и слепящие вспышки. И рядом слышалось негромкое бормотание. Голос был её, колдуньи, а слова непонятные.