Дмитрий Казаков - Падение небес

В первый момент, придя в себя, она даже испугалась, не ощутив внутри ставшей привычной тяжести. Затем поняла, что произошло, и едва не рассмеялась от облегчения. Удержаться в здравом рассудке помогло столь обыденное чувство, как ревность. К той белобрысой девице, что взялась непонятно откуда и прикрыла Олена от смертоносного удара.

Кстати, он ведь так и не сказал, кто она!

Вспомнив о сопернице, Саттия нахмурилась, и тут один из Чернокрылых не выдержал. С хриплым криком он выхватил меч и с колен бросился на Рендалла. Удара Олена девушка не увидела, просто сверкнул ледяной клинок, и гвардеец оказался нанизан на него, точно муха на иголку. Рендалл опустил взгляд, будто не веря в то, что случилось.

– Это был один из них, – прошипел уттарн, по гриве которого бегали лиловые огоньки. – И еще четверо…

И он показал когтистой лапой.

– Встаньте, и умрите на ногах, как подобает воинам, – Рендалл стряхнул труп с меча и сделал шаг вперед.

Трое вскочили сразу, четвертый немного приотстал, но только для того, чтобы выхватить метательный нож. Тот блеснул, словно брошенная монета, и испарился в мгновение, столкнувшись с порожденной Сердцем Пламени струей огня. Вспыхнули и погасли четыре орущих факела.

– Это все, – сказал Олен, и Саттия заметила, что он пошатнулся. – Остальные могут идти куда угодно. Пусть только бросят оружие.

Расправа произвела на Чернокрылых впечатление. Гвардейцы принялись поспешно расстегивать пояса, наземь полетели мечи в ножнах, черные шлемы с крылышками, ножи, плащи и кинжалы. Глядя в землю, воины потянулись через ворота, и дальше по обочине вниз, в Безарион.

– Теперь ученики, – проговорил Рендалл, убирая меч в ножны. – Что будем делать с ними?

– Он был прав, – уттарн кивнул в сторону канцлера. – Никто из них не стоит и выеденного яйца.

– Тогда пусть идут, клянусь Селитой. Эй, вы, слышали? Идите прочь! И побыстрее снимите эти гнусные балахоны!

Ученики, издавая звуки, похожие на козье блеяние, и бросая на Олена испуганные взгляды, последовали за Чернокрылыми. Двор замка опустел, остался только ари Налн и те, кто пришел с Рендаллом.

– Кто еще находится в замке? – повернулся к канцлеру Олен.

– Супруга месс… Харугота, – отозвался тот. – Пять десятков слуг, палачи и узники.

– Все понятно, – Рендалл оглянулся на соратников, точно в поисках поддержки.

Саттии захотелось ободряюще улыбнуться, и она разозлилась на себя.

– Отведи меня в тронный зал.

– Как будет угодно мессену, – склонил голову ари Налн.

Пустой двор проводил их гулким эхом и запахом мокрого камня. Открылась дверь, и они оказались в зале для приемов, просторном, словно турнирное поле, и с зеркалами на стенах. Отсюда свернули на широкую лестницу, устланную красными коврами с толстым ворсом.

Олен шагал по замку, в котором был всего один раз, и чувствовал, что все тут ему хорошо знакомо. Внутри ворочались памяти умерших императоров, он почти слышал их скрипучие голоса.

Как всегда в момент сильной усталости чужие воспоминания пытались взять власть над его собственными. Да, на этой площадке он свалился, будучи пьяным… вон там его отца зарезал убийца, подосланный двоюродным братом… Стены плыли и раскачивались, все двоилось перед глазами.

Рендалл потряс головой, чтобы отогнать наваждение.

А вот и двери тронного зала, изготовленные по его личной просьбе… нет, по просьбе погибшего двести лет назад Терита Второго, и зачарованные так, чтобы не впускать в зал зло.

Вспомнив о Харуготе, Олен подумал, что заклинание давно испарилось.

Вступив в зал, почувствовал, как забилось сердце. По белым и желтым плитам пола зашагал к квадратному возвышению, на котором стоял трон, точно такой, каким видел его с помощью чужих памятей – большой и мрачный, с тремя рубинами в обруче короны, что намертво закреплен в спинке.

В этот момент Олен Рендалл, при рождении нареченный Резарием, забыл обо всем: о соратниках, о собственной усталости, о том, что ждет впереди. Подчиняясь зову крови, сильному, точно водопад, он поднялся по пяти крутым ступенькам, и осторожно уселся на престол.

– Ну вот, – сказал он, глядя на спутников и пытаясь разобраться, чего же больше в душе – радости или горечи. – Империю я взял. Осталось только удержать в руках ее чудовищную тяжесть.

Вопреки всем опасениям, тердумейцы так и не напали. Ни у озера Бетек, ни потом, когда войско белых гномов вышло к границе графства Укуза. Причем рожи у сардаров и прочих вельмож, ранее выражавшие только фальшивое радушие, стали немного кривыми от скрываемого недовольства.