Александра Лёвина: Силмирал. Измерение

— Бабушка, я дома!

Этот клич стал уже своеобразным ритуалом, знаменующим сразу о нескольких вещах. Во-первых: я дома, во-вторых: у меня всё хорошо, и в-третьих: я хочу кушать!

Обычно, бабушка отзывалась о нём отовсюду, где бы она ни была в квартире. Но сегодня ответом мне была тишина.

Лишь через минуту я сообразила, что она, вроде бы, уехала на рынок. Здорово! Если бы не надо было идти в художественную школу, можно было бы вплотную заняться компьютером. Друг столько хороших программ дал, а загрузить их не могу: под испепеляющим взглядом старшего (я бы даже сказала, старейшего) поколения, на дух не переносящего современную технику — за исключением телевизора, полного «мыльных опер» —, комп просто зависал и отказывался работать. А вечером за ним частенько засиживались родители, оставляя мне час полтора. А за это время ХОРОШАЯ программа у меня не может загрузиться в принципе.

Сбросив сумку в комнате родителей (увы — своим уголком я обременена не была, поэтому в отсутствие старшего поколения именно их обитель была ему заменой) и что-то мурлыча себе под нос, я быстренько разогрела себе борщ. М-м… класс! «Свекольник» в лучшую сторону выделяется даже на фоне остальных кулинарных шедевров моей бабули.

После плотного обеда я позволила себе развалиться на родительском диване и предаться ленивым размышлениям…

К моему искреннему удивлению, в десятом классе домашней работы было не так много, как я ожидала. Как я думала в прошлом году, я должна была приходить из школы, засаживаться за уроки и не вылезать из-за них до глубокого вечера. На деле же мне хватало двух-трёх часов… впрочем, вероятно это ещё и из-за того, что новые знания давались мне относительно легко (это же, кстати, давало одноклассникам право скатывать у меня контрольные). Даже в художественную школу успевала ходить.

Правда, с ней-то как раз проблем было меньше всего. Особенно учитывая то… что любимую ДХШ я закончила ещё три года назад, и теперь ходила, так сказать, для частного обучения. И сегодняшний день попадал под его расписание.

Но борщ был такой вкусный, а я такая ленивая, что моей совести пришлось меня буквально за уши стягивать с дивана. И то произошло это минут через пятнадцать, не меньше.

А ведь если бы она сдохла на полпути, растворившись, как ёжик в тумане, вероятно, ничего бы и не произошло…

До художки было двадцать минут ходу. Собираясь подойти к четырём, я вышла в пятнадцать пятьдесят. Довольно небрежно относясь ко всем рукописным расписаниям, я довольно трепетно относилась к своему внутреннему режиму, поэтому от дома стартанула на третьей скорости.

Кратчайшая дорога к «Дурдому для Харизматичных Шалопаев/Шизофреников/Шимпанзе» (один из остроумных вариантов расшифровки приевшейся аббревиатуры. Нужное подчеркнуть) проходила мимо почты и стройки. Первую я обогнула привычным крюком, но вторая заставила меня притормозить. Приехали… Только неделю назад ничего не было!

Навскидку определив площадь работ — метров триста вдоль дороги и двести — в глубь дворов, и всё огорожено забором-сеткой в мой рост — я вывела на мысленной карте три дороги. Первая — в обход… Лишние пять — десять минут. Отпадает.

Второй и третий — параллельно. Но один — по внешнюю сторону забора, по тоненькому бордюру бок о бок с проезжающими машинами, другой же — по самой строительной площадке… Вот только как попасть туда непонятно (я уж молчу о том, как выбираться!), да и разведённая растаявшими снегами грязь тоже привлекательности не добавляет. Что поделать — весна. Ранняя. Снег уже растаял, а листья на деревьях ещё не распустились. Брр… Серо и грустно. Вдобавок ко всему, надо мной ещё висели хмурые облака — не грозные-грозовые, просто хмурые, что лишний раз заставляло меня нервничать. Я-то здесь, а зонтик дома…

В конце концов, я решила не жертвовать своими новыми ботинками, и пошла узким и опасным, но чистым и коротким путём.

…Уже на первой трети пути я начала сильно сожалеть, что не стала искать «запасной вход» и побрезговала радостно хлюпающей под ногами грязью. Каждая третья машина считала своим долгом рявкнуть сигналом на одинокую художницу, семенящую вдоль пружинистого забора и опасно шарахающуюся от каждого такого «приветствия». Правда, она в долгу не оставалась и не одна такая «пищалка» не уехала без прощального напутствия в спину. Напутствия, состоящего сплошь из таких слов, которых, как полагали мои родители, мне знать, а тем более использовать не полагалось.