Людмила Безусова - Как лист осенний...

Было счастьем нырнуть в этот прохладный омут после пробежки по пыльной душной улице, наполненной чадом и ревом раскаленных автомобилей.

Увлеченная своими мыслями, я вздрогнула, услышав приятный мужской голос:

— У вас свободно?

Я скептически глянула на подошедшего ко мне парня — колоритный брюнет в облегающей черной рубашке, в глубоком вырезе которой был виден раскачивающийся на длинной серебристой цепочке темно-красный камень.

— Занято, — совершенно хамским тоном неожиданно для себя ответила я. С чего бы это, обычно я вежлива…

— Ничего, я ненадолго, — роковой красавчик, присевший в кресло рядом со мной, попросил у официантки томатный сок, чему та несказанно удивилась. По ее озадаченному лицу без труда можно было понять, что сок в этом заведении заказывают нечасто, тем более, томатный.

Испортив настроение своей назойливостью, парень свободно расположился за моим столиком. Ожидая заказ, он машинально теребил кулон, который изредка вскипал багровым пламенем и потрескивал, как начинающая перегорать лампочка. Наблюдая за его манипуляциями, я попутно размышляла: — "Интересно, почему у такого жгучего брюнета абсолютно безволосая грудь, бреет он её, что ли?".

Вздрогнув от стука, с которым официантка поставила на стол стакан с соком, я взглянула на часы. Ого! Я просидела в прострации почти полчаса. Немного нервничая, я выпила остывший кофе и теперь напряженно раздумывала, стоит ли мне дальше ждать подругу? Ольга обычно не опаздывала.

— Согласитесь, это очень жестоко — оставить беззащитную девушку в чужом мире без всякой помощи и надежды на ее получение, — задумчиво глядя мимо меня, произнес мой навязчивый сосед.

Не сообразив, что он беседует со мной, я промолчала.

Интимно наклонившись ко мне, красавчик угрожающе прошептал:

— Но ты ведь не бросишь это дело, правда? — Он усмехнулся. — Тебе ведь нравится сочинять сказки? Ты ведь любишь, когда они хорошо заканчиваются, а?

По моей спине потекли ледяные струйки, я крепко зажмурила глаза, надеясь, что, когда я их открою, все окажется сном.

Нет, передо мной по-прежнему сидел черноволосый мачо, оскалившись белоснежной улыбкой, а глазные зубы его, мне не привиделось, нет, были значительно длиннее других.

— Кстати, можешь не ждать, она не придет, — красавчик пренебрежительно махнул рукой. — Твоя подружка по-настоящему ничего не знает, просто сплетни, праздная болтовня…

На мой немой вопрос он не захотел отвечать, плавно, одним легким движением встал с кресла:

— Я не прощаюсь…

И ушел.

А я осталась сидеть, тупо уставившись на его стакан с недопитым томатным соком, напряженно размышляя, о какой девушке он говорил. Господи, ну, конечно же, о Милке, беззаботной хохотушке Милке, которая неожиданно для всех уволилась с престижной работы и перестала общаться с друзьями. Все наши звонки по телефонам — домашнему и мобильному — отправлялись в никуда. Иногда с ней сталкивались в городе, как правило, вечером, но она с отрешенным видом проплывала мимо, не реагируя на внешние раздражители.

А потом Милка исчезла…. Совсем…

Придя домой, я первым делом включила компьютер, открыла последний файл и, выделив слово "КОНЕЦ", решительно нажала DELETE.

* * * * *

"Что за мода расталкивать людей так бессердечно?" — Милка застонала и отбросила с глаз спутанные волосы.

Смерть стояла рядом, низко склонившись над ней, и увлеченно тыкала в бок клюкой.

Еле разлепив глаза, Милка поняла, что зря перетрусила спросонок: обычная старуха в ранее белом, а ныне грязно-сером балахоне, от груза долгих лет согнувшаяся до самой земли. На голове поблекшая от времени бандана с трудноразличимым символом типа "веселый Роджер", из-под которой свалявшейся паклей висят седые волосы.

С трудом распрямив затекшую спину, девушка привстала, оставив после себя заметную впадину в густом разнотравье. Старуха, слишком проворно для ее лет, отскочила в сторону, внимательно оглядела Милку и, проворчав под нос: — "Живая, ну, и ладно…", побрела прочь, опираясь на свой костыль. Хотя… Она ведь не такая старая, как кажется — быстрый взгляд темных глаз из-под лохматых бровей, да и на клюку опирается только для вида.

— Постойте! Подождите меня! — бросилась за ней Милка. Правда, бросилась — это сильно сказано: ноги были, как ватные, все тело ломило, кружилась голова, и слегка подташнивало. Так что девушка плелась за бабкой со скоростью быстро бегущей улитки. Но не отставала…

Долго ли продолжался этот марафон, сказать было трудно — лес не кончался, день тоже еще длился, а часы Милкины, фирменные, между прочим, безнадежно стояли, хотя и питались от почти вечной батарейки.