Владимир Михальчук - Вернуть себе клыки

– А разве государственных преступников должны кормить? – изумляюсь и прикрываю рот ладонями.

– Вас не кормили?! – его удивление совершенно искренне. – Они не могли… Это прямое нарушение всех законов, Конституции, и священного Расписания!

– Нет, к сожалению, мне ничего не предложили, – вздыхаю и развожу руками.

– Сколько вы здесь находитесь? – деловито интересуется следователь.

– Шесть, – киваю в сторону, где моим ногтем на стене нацарапаны шесть параллельных полосок.

– Охрана! – орет парень. – Немедленно принесите еду!

Тюремщик, а он не послушался следователя и подслушивал под дверью, сообщает через приоткрытую заслонку в двери:

– Врет он. Шесть часов назад посадили. Ужин будет через полчаса.

– Вон! – кричит на охранника следователь. – Вон пошел! Я тебе приказал больше никогда не приближаться к этим дверям!

– Есть… – бормочет тюремщик. – Больше не подойду…

Парень красный, как магическая свекла на воздушной грядке. Ему стыдно за такой прокол. Обычный солдат из охраны услышал, как заключенный легко поиздевался над самым младшим следователем. Это означает, что завтра над этим будет потешаться вся тюрьма и Управление Наказаний. А ведь я ничего не сказал. Он мог бы уточнить: «шесть» чего.

Юнец сверлит меня разъяренным взглядом. Похоже, от роли «доброго полицейского» ему пришлось отказаться. Жаль, пропали шансы на дармовую сигарету. С другой стороны, поднялось настроение.

– Меня зовут Сторций Галфович Мамазецкий, – представляется он. – Самый младший следователь Полицейского Отделения при Управлении Наказаний.

– И чего от меня надобно ПОпрУНу? – я сохраняю каменное выражение лица.

Парень медленно, правильно расставляя ударения и останавливаясь после запятых, читает из моего дела.

– Вы Андреиласкасс харр Зубарев, бывший хват-майор, пантероборотень высшей касты, бывший начальник Департамента Отлова Лидеров…

– Нет, – сокрушенно качаю головой. – Я не тот, кого вы назвали. Я – Рабиндранат Теодорович Рузенштарн, пришелец из другой галактики. Прибыл сюда с исследовательской миссией и, не зная ваших законов, угодил в тюрьму из-за маленького недоразумения.

– Что? – кажется, глазенки Сторция сейчас вылезут на лоб. Вон как активно выпирают из глазниц.

– Что слышали. Я тут из-за того, что украл тарелку печеных баарбуусов. А зовут меня Рабиндранат Теодорович Рузенштарн…

– Не может быть! – взвизгивает он и бросается к двери. Начинает молотить по ней кулаками и призывать охрану. – Это ошибка! Выпустите меня, я ошибся дверью!

Спустя две или три минуты к нему доходит смыслу услышанного. Кроме того в «номере» за стеной вовсю надрываю живот.

– Вот умора! – хохочут из соседней камеры. Узник притворялся спящим, а на самом деле прислушивался к нашему разговору. – Рабиндранат, итить тебя через колоду! Аха-ха-ха-ха!

Самый младший следователь резко поворачивается ко мне. Его темно-синие глаза горят праведным гневом. По бледной роже явно читается: «попробуй пошутить надо мной еще раз, и я располосую тебя напополам этим вот самым табельным «Карателем».

УМКар четвертой модели, который болтается на его ремне, довольно угрожающе поблескивает. Эх, жалко, что я разломал свой собственный клинок при неудачной попытке побега из-под венца. Меня тогда поймали в женили-таки на Харишше. Трагизм ситуации усилился гибелью верного оружия.

– Так вы Зубарев? – угрожающе спрашивает следователь.

Я киваю и почесываю небритую щеку. Ногти издают мерзейший звук, проезжая по короткой щетине.

– Зачем тогда усугубляете? – ворчит Мамазецкий. – Не усугубляйте, уважаемый.

Вот оно как теперь! Обращение «уважаемый» у нас, в Валибуре, считается едва ли не оскорблением. Так обращаются к иностранцам и врагам. Добропорядочным гражданам говорят «глубокоуважаемый», и никак иначе!

Подавляю оскорбление в себе и грозно дышу через нос.

– Подпишите вот здесь, – говорит мне следователь. И сует длинный рулон бумаги, шириной с предплечье и толщиной в хороший кулак. Другой рукой предлагает золотистую авторучку с витиеватым тиснением на колпачке.

– Что это?

– О, обычная формальность. Тут говорится, что вы довольны пребыванием в тюрьме, вас кормят, поят и не наносят телесных повреждений.

– Понятно, – делаю вид, что собираюсь тут же подписать. Украдкой поглядываю на него и замечаю, как алчно взблескивают его глаза.

Что же ты мне подсунул, сосунок?

– Не возражаете, если я немного почитаю?