Пол Макоули - Ангел Паскуале - Страсти по да Винчи

Но знамена гильдии по-прежнему были живописны, хотя и сделались залатанными и поблекшими больше чем за сто лет. И даже в этой маленькой церкви были заметны следы роскошного Золотого Века, когда произведение искусства напрямую говорило с Богом. Здесь была осыпающаяся фреска с «Благовещением» над первым алтарем и лучше сохранившаяся прекрасная фреска над вторым алтарем: Мадонна на небесном троне с Иоанном Крестителем и святым Варфоломеем. Та же тема повторялась над третьим алтарем, на этот раз Дева была представлена прославляемой всеми святыми. Золотые детали фресок блестели в мерцании свечей, создавая впечатление, будто церковь больше, чем на самом деле, так сквозь стену деревьев озеро кажется морем.

Паскуале постарался сесть как можно ближе к лучшей работе в церкви. Она располагалась в нише между вторым и третьим алтарями, «Благовещение» в формате тондо, [6] Тондо ( ит. tondo, буквально — круглый) — произведение живописи или рельеф, имеющие круглую форму. созданное Липпи в Золотой Век, до расцвета механики. И большую часть мессы, церемонии, оплаченной по подписке каждым мастером, и должником, и кредитором (Россо ужасно ругался по поводу подобного грабежа), Паскуале глазел через маленькое окошко в иной мир, мир чистых красок и четких линий. Серьезность Мадонны в этом окне, ее лицо и поза выражали четвертую из пяти добродетелей Благословенной Девы, именуемую Humiliatio, [7] Humiliatio ( лат. ) — смирение. золотая линия от голубя, Духа Святого, тянулась к ее животу, и архангел Гавриил стоял на коленях в саду среди цветов. Главное — ангел. Паскуале коллекционировал ангелов. За исключением крыльев (которые, несмотря на золотые перья, были явно скопированы с крыльев голубя; Паскуале видел другое «Благовещение» Фра Липпи, где у ангела были в крыльях аргусовы глаза павлиньих перьев), этот ангел мог бы быть обычным молодым человеком из хорошей семьи времен Лоренцо Несчастного. Ему было лет четырнадцать-пятнадцать, бледная кожа, овальное удивленное лицо, синие глаза с длинными ресницами, и одет он был в роскошный костюм тех изысканных времен. Если с него снять налет экзотичности, он мог бы оказаться церковным служкой или пажом. Но внимание Паскуале привлекало (он дважды пытался передать это на листе бумаги) выражение лица ангела. Сосредоточенное внимание, проникнутое скорбным знанием о том бремени, которое вынужден будет нести Священный Младенец, но и радостью, что завет между Небесами и Землей наконец-то обрел плоть.

Во всяком случае, именно так и надо его понимать, думал Паскуале. Но как можно уловить истинные чувства создания, одновременно стоящего выше человека (ведь он ближе к Богу, чем даже самые блаженные святые) и ниже его (ведь хоть он и командует легионами младших ангелов, Гавриил всего-навсего посланник, гонец, принесший Слово Бога человеку, сам он не Слово, а только вместилище его, но ведь ангелы избраны не для служения, разве служить не означает пасть)? Это было то, что Паскуале пытался выразить с тех пор, как на него снизошел замысел одной работы. Пьеро ди Козимо, которого Паскуале нравилось считать своим тайным наставником, в редкие моменты просветления говорил ему, что надо писать правду, если писать вообще; но как же можно изобразить правду чего-либо, лежащего за пределами простого человеческого восприятия? Как можно запечатлеть лицо ангела?

Фра Липпи разрешил проблему, изобразив своего ангела в обличье прекрасного придворного, так решали проблему почти все художники Золотого Века. И почти все художники во Флоренции, и тогда и теперь, написали хотя бы одно «Благовещение», популярный сюжет, потому что и Благовещение, и Новый год попадали на один и тот же день, двадцать пятое марта. [8] До XVIII в. в большинстве стран Западной Европы 25 марта, день весеннего равноденствия, в соответствии с римской церковной традицией считалось началом года. Но Золотой Век кончился, разбитый на куски изобретениями механиков, как и сама реальность. Пришла Новая Эпоха, требующая либо гения, либо ничто. В юности Рафаэль писал ангелов как идеал идеалов, не лучших или прекраснейших придворных, а идеальных придворных из воображаемых разговоров Кастильоне. [9] Кастильоне Бальдассаре (1478–1529) — итальянский писатель, автор лирических стихов, поэм, элегий, эпиграмм на латинском языке. В трактате «Придворный» (кн. 1–4, 1528), имитируя беседы реальных лиц, воссоздает картины придворной жизни как искусства, выявляющего разнообразные грани человеческой личности.