Ольга Найдич - Ангел

— Бандитов высматриваешь? — глупо пошутила я, подходя к окну и выглядывая на улицу.

Люк мягко притянул меня к себе, и я ощутила его губы на своей шее.

— Какая, к черту, разница? — прошептал он, и было ясно, что он говорит не о бандитах. — Ты ведь забывала, что я не человек. Забудь еще раз. Хотя бы ненадолго.

— Уже забыла…

Может, вы сейчас отвернетесь и сплюнете. А может, просто пожмете плечами. Но это наша жизнь, нам и держать ответ. И пусть камни в нас бросают те, кто смог бы поступить по-другому. Что из того, что он не человек? Он ангел. Да, он ангел. Но крылья в ту ночь росли у меня.

На следующее утро я проснулась оттого, что было холодно. Люка рядом не было. Позвала его, прислушиваясь к тишине. Но никто не ответил. Я встала, накинула халат и пошла на кухню, ожидая увидеть его там. На кухне никого не было, только крыса шуршала в клетке опилками. Я обошла всю квартиру, даже на балкон заглянула. Везде было пусто.

— Люк! — крикнула я, голос странно отозвался в пустой квартире. — Люк, — повторила я тише. — Люк. Люк…

Я села на табурет и стала ждать. Часы тикали, а я ждала. Небо светлело, а я ждала.

Когда стало совсем светло, я поняла, что он не придет.

«Когда я уйду, ты даже плакать не будешь.»

Он был прав, этот ублюдок. Я не плакала. Глаза жгло, а слез не было. Я сидела на табуретке и смотрела прямо перед собой. Чей-то крик ввинчивался в мозг. Я закрыла ладонями уши, но это не помогло. Тогда я зажала себе рот, и крик прекратился.

По улице с шумом проехал грузовик. Это было странно, почти чудовищно. Как он мог ехать, когда весь мир умер? Солнце взошло, чтобы осветить мертвый город, пустые дома и безжизненные улицы. Город, где не было его.

«Однажды ты проснешься, а меня не будет.»

Неужели он ушел из-за того, что мы… Неужели вчера мы оказались перед роковым выбором, перед главной развилкой на дороге своей судьбы? Но мы не знали, что это была за развилка — о, какое счастье, что мы не знали! Иначе выбор был бы слишком мучителен, а отвергнутая возможность осталась бы камнем лежать на сердце, ежечасно, ежеминутно напоминая, что все могло бы быть по-другому.

Ты только в одном ошибался, Люк, — не тебе, мне теперь будет небытие. Тот, кто забрал тебя, забрал не одну, а две души. Вы, там, на небесах! Какое вы имели право забрать его? Какое, какое?! О да, я понимаю вас — ведь теперь он с вами.

Он не знал, куда попадет, в рай или в ад, но теперь это неважно — ведь там, где он, там всегда будет рай. Как хочется умереть — смертельно, до боли — но нельзя, потому что моя жизнь была смыслом его существования, и я не имею никакого права прерывать ее. И остается молить только об одном — чтобы время шло быстрее, чтобы быстрее настал миг, когда я попаду туда . Я найду его, я не смогу не найти его, будь то на небесах или под землей.

Тебя нет всего несколько часов, а я уже так тоскую…

Родной дом стал для меня камерой пыток. Любая вещь, на которой останавливался взгляд, вызывала в памяти какое-то мгновение прошлого, того прошлого, где были мы . Лежащий на полке сиротливым комочком шарфик — едва ли не до середины апреля Люк заставлял меня надевать его, потому что я слишком часто простужаюсь. Закатившийся под диван проколотый резиновый мячик, принадлежавший когда-то моей собаке — а я уже и не помню, с чего мы вдруг решили поиграть им в футбол. Стекла тогда остались целы только чудом. А в самом деле, почему мы начали играть? Почему, почему?! Неужели я никогда этого не вспомню? Неужели постепенно я забуду все слова, что он мне говорил, его лицо, его жесты, его походку? Хотя бы одну фотографию! А можно ли фотографировать ангелов? Этого я теперь уже никогда не узнаю. Почему я не спросила его об этом, почему не спросила, когда он впервые увидел меня, почему не сказала, что люблю, почему, почему, почему…

«Я больше так не могу.» Эта мысль пришла мне в голову в половине третьего ночи, когда я сидела на кровати и глядела на подоконник, пытаясь понять — как я могла два года не замечать Люка, находившегося там? Я больше не могу вспоминать о нем. Я больше не могу это вынести!

Как только наступил рассвет, я накинула на плечи куртку и поехала туда, где Люка никогда не было. Где ничто не будет напоминать мне о нем. Я поехала на дачу. О бандитах Рашида я не думала — какой же мелочью это казалось теперь! И хорошо, что поезда шли с другой платформы, потому что вряд ли я смогла бы пройти еще раз по тому же пути, каким мы с Люком (Люк, Люк, Люк — как же я раньше не замечала, что это его имя? что оно не может принадлежать никому другому?) сматывались от троих бритоголовых парней.