Андрей Лазарчук - Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга II

– Я готова выслушать вас, – сказала она.

И села на плетёный стул.

– Кесаревна, – сглотнув, проговорил Астион… Конрад Астион, вспомнила она наконец имя, – оставаться здесь опасно, безумно опасно, смертельно…

– Возможно, – пожала она плечами. – За последние полгода я не могу припомнить ни одного безопасного дня. Тем не менее я всё ещё жива.

– Но не сейчас же… Враги уже близко!

– Алексей велел мне ждать его здесь. Я имела не одну возможность убедиться, что он всегда знает, что говорит.

– Кесаревна. Я не сомневаюсь в уме и честности вашего телохранителя, но – врагов больше десятикратно!

– Он велел мне ждать. До завтрашнего утра. Завтра он вернётся.

– Так. А если – нет?

– Он вернётся. Так гласит пророчество.

– Кесаревна, помимо пророчеств есть ещё и долг! Мой долг – увести вас и укрыть от врага…

– Вы можете вместе со мной дождаться утра.

– Будет поздно… – Конрад впадал в отчаяние.

– Возможно, – она пожала плечами. – Но и у меня есть свой неисполненный долг…

– Сейчас ваш долг – позаботиться о своей безопасности!

– Вы забываетесь, потаинник.

– Простите… Да, я забываюсь. Потому что боюсь. Не за себя…

– Дорогой мой Конрад, мы уже потеряли так много, что бояться за себя нам просто глупо. Скажите, есть ли у вас план, которому вы следуете, или же просто применяетесь к обстановке?

Конрад посмотрел на неё, перевёл взгляд на Афанасия. Афанасий ответил ему едва различимой ухмылкой.

– Сейчас… – Конрад прикрыл глаза, чуть запрокинул лицо, развёл руки. Постоял так. Расслабился. Кажется, последняя кровь отхлынула от его щёк. – Хорошо. Будем надеяться, что я не растратил всё своё чутьё… У меня задание: найти государя нашего кесаря. Поскольку Мечислав Урбасиан, прятавший его, погиб, а оба помогавших ему неграмотны и безъязыки…

– Но был же ещё эскорт! – удивился Афанасий.

– На четыре дня Мечислав оставил эскорт. У гор Монч а. На руках у него… потом… оказались кровавые мозоли. От вёсел, я думаю. И у его помощников тоже. По времени получается…

– Вот зачем тебе Кама, – сказал Афанасий.

– Да.

– Кто вас послал? – резко спросила Отрада.

– Потаинник Юно Януар.

– С целью?

– Не допустить захвата государя нашего кесаря… живым.

– Я запрещаю вам делать это, – медленно сказала Отрада. В горле её что-то опасно клёкотнуло, и она поняла, что ещё миг – и может случиться… может случиться всё. Она зарыдает… или убьёт этого человека… или бросится бежать – туда, по дороге, навстречу… – Я запрещаю, – повторила она.

– Кесаревна, – Конрад посмотрел ей прямо в глаза, – я не могу принять это запрещение. Приказы моего начальника для меня на втором месте после приказов государя нашего кесаря. Кесарь же Светозар тот приказ подтвердил. Вы можете теперь приказать мне… скажем, покончить с собой, и я это сделаю – после того, как выполню приказ.

– Акрит, – яростно повернулась Отрада к Афанасию, – арестуйте этого человека! Я обвиняю его в измене и покушении на убийство кесаря.

– Ты арестован, Конрад Астион, – сказал Афанасий.

Конрад с готовностью снял с перевязи меч и подал его Афанасию.

– Отдаю себя в ваши руки, кесаревна, – сказал он со странным облегчением.

Он этого и хотел, промелькнула мысль. Отрада чувствовала, что уже не может сдерживать дрожь. Ею опять воспользовались… Дура.

– Заприте его где-нибудь рядом, – сказала она. – Я решу, что делать дальше…

Степь, Дорона

Дворец пропах дымом пожаров и курильниц. Трупы вынесли, кровь и нечистоты засыпали опилками и отрубями, испачканные ковры скатали – и всё равно находиться там было невозможно. Император велел обставить для себя ротонду в саду отдохновений.

Ему было о чём подумать.

Уже с полуночи конные куплы и пешие тысячи неслись по дорогам на север и на запад, занимая форты и крепости, ставя охрану на мостах и перекрёстках дорог. Из Порфира вышли сорок кораблей, последние корабли империи, и тоже двинулись на север, дабы блокировать побережье. С каким-то странным чувством император отметил про себя (будто не знал раньше), что степняки за все эти десятилетия так и не научились строить сколько-нибудь приемлемые корабли и ходить на них по морям…

Сейчас он не мог позволить себе никакие чувства вообще. Наблюдать за полётом бабочек и стрекоз… Отстранившись от себя, он оглянулся. Этот высокий крепкий человек с лицом скорее простонародного учителя или деревенского актёра, чем потомка древнейшего рода, испытывал сейчас сильнейший страх провала, с которым справлялся привычным усилием – но избавиться, конечно, не мог. За этот страх его можно было уважать… Кроме того – вследствие всё того же страха – ему хотелось быть сейчас среди войск, на острие наступления – там, где наиболее вероятны всяческие сложности. Но при всём том он отлично знал, что останется здесь хотя бы потому, что ещё не всё закончено с Астерием…