Не слишком корректный вопрос. И задан не по адресу. Но штурмфюрер все же ответил:
— Скоро… Вы же слышите.
Окна задребезжали от канонады. Женщина вздрогнула. И молодой человек мягко добавил:
— На ближайшие дни перебирайтесь в подвал. Снаряды не различают врагов и друзей…
* * *
Выпив стакан травяного чая, эсэсовец попрощался. Пока шел вниз по ступеням, в сотый раз обдумывал ситуацию.
Все хуже некуда. Помощи, на которую он рассчитывал, ждать не приходится. Максимум через неделю город возьмут — времени остается в обрез. А он еще ни на йоту не приблизился к цели…
Первое его по-настоящему серьезное задание… И полный провал?
Если бы все зависело лишь от него…
Лестница кончилась, и штурмфюрер оказался внизу, на площадке перед большим сумрачным вестибюлем. Шагнул вперед и тут же замер — впереди почудился едва уловимый шорох.
Будто холодок пробежал по телу.
«Может, крысы? Или ополченцы выследили?»
В сущности, получить прикладом по башке не самое страшное в его ситуации. Аккуратные люди из гестапо куда неприятнее…
Он осторожно попятился. Запасного выхода нет. Значит, через чердак, в соседний подъезд. Если только дом не окружен…
Что за дьявольщина! Он не может двинуться с места. Ноги не слушаются!
А теперь… Теперь он медленно спускается в вестибюль. Пытается перебороть собственные мускулы…
Холодный пот заливает глаза.
Но все бесполезно. Тело не подчиняется сознанию. А потом и сознание захлестывает приторно-теплой волной.
Что-то звучит в ушах. Неясное… убаюкивающее… Словно чей-то ободряющий голос нашептывает: волноваться не стоит… Все тревоги закончились… Тебя ждут друзья… Друзья помогут…
Двое выступают из тьмы и подхватывают его под руки. Снаружи уже ждет машина с распахнутой дверцей. Под ровным светом тускнеющего неба он видит смуглые лица.
«На немцев не похожи. Скорее на индусов…»
Черный «Опель» сразу срывается с места. Впереди воют сирены — опять началась бомбежка. Но шофер не сбавляет ход — он безошибочно выбирает путь среди клубящихся пылью завалов.
Грохот разрывов… Едкая пелена дыма… Языки пламени… Все сливается в настоящий ад.
Однажды они едва успевают проскочить улицей. Сзади раскатисто ухает. Штурмфюрер вяло оглядывается. Будто хлипкая декорация, на глазах рушится шестиэтажный дом. Грузовик с мальчишками из гитлерюгенда, который они обогнали секунду назад, исчезает под обломками.
Эсэсовец равнодушно отворачивается. В каком-то оцепенении следит за мелькающими в окне руинами… Разбросанный домашний скарб, неубранные трупы гражданских вдоль дороги — все кажется ненастоящим. Мир плывет, как длинная декорация…
Эсэсовец закрывает глаза. Куда он едет и что с ним будет — все равно.
Сладкая приторная безмятежность растворяет его в своих объятьях…
Остановка.
Что, уже приехали?
Они где-то среди руин. Его выводят из машины. Впереди — подъезд явно нежилого дома, часть здания словно срезана гигантским ножом, так что видна уцелевшая внутренняя обстановка квартир.
Вестибюль.
Подвал.
Неказистая крашеная дверь, за ней еще одна, тяжелая бронированная… Вспыхивает лампочка. У порога — худощавый, будто высушенный старик. С кожей смуглой, как у похитителей, но с монголоидным разрезом глаз. Скорее не индус, а тибетец. Одет диковинно — в немецкий генеральский мундир со следами от споротых погон и петлиц.
«Разжаловали? Или сам?..»
Внимательные холодные глаза уставились на гостя. Старик приглаживает белую, как снег, бороду. И вдруг ласково щурится:
— Здравствуйте, Юрий. Давно вас ждем.
Сказано по-русски, без малейшего акцента.
— Не понимаю, — выдавливает эсэсовец на чистом берлинском диалекте.
Штурмфюрера ведут вниз по лестнице. Он не сопротивляется. В голове еще туман, но мысли текут свободнее.
«Откуда они знают имя?!»
За второй бронированной дверью — просторное помещение. Тут, глубоко под землей, тепло и сухо. Ярко светят стоваттные лампочки, неизвестно откуда получающие энергию.
— Извините за то, что доставили вас сюда против воли. Но, боюсь, иначе эта встреча могла и не состояться. — «Генерал» указал на удобное кресло, сел сам. И добавил без длинных предисловий: — Мы знаем про вас все.
— Так уж и все? — усмехнулся эсэсовец. Говорил он по-прежнему на языке Шиллера и Геббельса.
Только усмехаться ему пришлось не долго.
— Юрий Павлович Шадрин, — проговорил старик, будто читая с невидимого листа. А потом назвал позывные для радиосвязи, фамилию непосредственного начальника и на закуску — номер дома, в котором во время последнего визита в Москву Шадрин останавливался.
Читать дальше