Андрей Звонков - Имперские амбиции

— Ты бесподобный любовник, король, но ты уже мертвец. — Как удивительно, она сказала то слово, что родилось в моем одурманенном страстью мозгу — бесподобно.

Ее слова не сразу обожгли мозг, уничтожая блаженное чувство. Она — убийца?! Наемница… что она говорит? Видимо, по сбившемуся моему дыханию она подумала, что ей удалось напугать меня. Признаться — ей это удалось. Я не боюсь смерти, но что-то внутри меня ее боится, как и внутри каждого человека. Каким бы он ни был: обычным, фардвом, гендером или как я — эленсаром.(1)

— Умереть от любви — это ли не высшее наслаждение? — я постарался все свести к шутке. Солнце уже заливало комнату. Это не королевские покои. Я не настолько глуп, чтоб снимать шлюх и раскрывать себя.

— На моих губах — был яд, дорогой. — Сказала Лияра, слезая с кровати и собирая раскиданные по комнате детали туалета. — Я отравила тебя. Еще вчера, и сегодня… ты слизал с моих губ столько яда, что в другой ситуации хватило бы, чтобы убить весь этот город. — Она принялась одеваться, пока я тупо смотрел на нее. Я изучал ее лицо. Пытался заметить хоть чуточку фальши или притворства, или скверной актерской игры. Она была естественна, как и с той минуты, когда мы зашли в этот номер.

В чертах лица Лияры проступило отстраненное холодно формальное выражение. Будто галочку поставила в списке выполненных дел. Словно, она только что не стонала и не извивалась от страсти… а между нами уже вырастала невидимая стена. Она там, а я тут… это не было ненавистью, скорее безразличие.

— Глупость. — сказал я, — Во-первых, с чего ты взяла, что я — король? А во вторых — я ничего не чувствую… Ты лжешь! Зачем? А если нет — ведь ты умрешь тоже! Зачем? — повторил я, и удивленный ее спокойствием, тоже принялся одеваться. — мне также естественно как ей сыграть не удалось. Я врал. И опять что-то внутри меня подмешало страха и фальши в голос.

Лияра взяла с туалетного столика миниатюрную коробочку с губной помадой и кинула мне на постель. Как раз на пятно от сока образовавшего символ из трех палочек соединенных посередине четвертой — древний символ ритуального жертвоприношения. Я тупо смотрел на случайную картинку. "В этом мире случайностей нет, и каждый шаг оставляет след…" всплыли в памяти слова старинной песенки…

— Отдай своим алхимикам. Это — медленный яд. Специально для тебя. — Она одевалась, — Ты умрешь через сорок восемь часов. И я тоже умру, но немного раньше. Противоядия нет, любимый. — Она улыбнулась, но "любимый" прозвучало презрительно. — Я не должна была тебе этого говорить, но… — она затянула поясок на платье, уложила бюст, так, что б оставалась соблазнительная ложбинка, и сказала, — но ты был бесподобен… подарил мне такую ночь, что я решила по-своему расплатиться — дать тебе двое суток на подведение итогов. И, честно говоря, мне сейчас приятно видеть, как тебе страшно.

Она достала из сумочки еще одну коробочку, я молчал и смотрел только на ее губы и глаза. Она не лгала… и хотя, страх мне удалось загнать глубоко, но ее равнодушная ненависть после страстной ночи любви вызвала какую-то детскую обиду, что прихлынула к сердцу. За что? Как же можно так? Изнемогать от страсти, вожделения, возбуждения и любви, и знать при этом, что убиваешь. Что умрешь. Однако, я верил каждому ее слову. Просто меня всегда поражала способность некоторых людей или людей вообще — лицедействовать, совмещать в себе разные натуры. Я так не мог. Именно по этому всегда с опаской относился к закрытым людям — женщинам. Меня тянуло к ним всегда и отвращала способность говорить одно, думать другое, а делать — третье. Может быть потому что я — эленсар? Говорят, мы близки гендерам — а они вообще не способны лгать. Я внимательно смотрел на Лияру.

Она не просто наемница, тут что-то личное… Нет, не верю! Это не могло быть заказанным убийством. Зачем она сказала? Я не снимал с себя тяжести грехов, что совершил за бурную молодость и мое правление островной империей Эленсааров, но все-таки, что я лично ей сделал? Догадки не было. Я вдруг увидел, что эта молодая женщина готова умереть. Все ее действия, уборка — приготовления к смерти. Она боится и подавляет страх действиями. И я спросил:

— Кто тебя нанял?

— Никто, хотя, впрочем, пожалуй, нанял, но ты ее не знаешь, — ответила Лияра, она спокойно и методично двигалась по номеру, собирая вещи, как-то буднично, размеренно. Наконец, после недолгой паузы, за которую успела: сложить скомканное покрывало и аккуратно положить его на пуфик, также аккуратно сложить свой плащ, расставить грязную посуду с остатками ужина на столике у двери, она сказала: — точнее — не помнишь. Моя мать. — Она произнесла это с оттенком теплой формальности, как говорят о давно умершем родственнике. — Да упокоится с миром ее обиженная душа. Я выполнила ее завещание. — и радостно объявила: — Жертва Безутешной(2) принесена! — Произнеся заученную ритуальную фразу, Лияра улыбнулась, достала черный шарик из коробочки…