Барб Хенди - Дампир

– О чем ты говоришь? – сухо спросила Магьер. – Мне уже надоело разгадывать твои загадки.

– Как тебе только в голову могло прийти, что вампиры уничтожены? Ты видела их тела? Ты их сосчитала?

Магьер похолодела от страха:

– Лисил поджег пакгауз… рухнула крыша. Ничто не могло уцелеть в этом пожаре.

– Да ведь ты – дампир! – рявкнул Вельстил. – Прошлой ночью ты была смертельно ранена, а сейчас стоишь передо мной, живая и невредимая. Плоть вампиров исцеляется еще быстрее, чем твоя. Они живучи, как тараканы, которые ползают под полом этой кухни! – Он шагнул вплотную к Магьер. – Ты знаешь, что необходимо, чтобы они уцелели!

Магьер ухватилась за край дубового стола, на котором Бетра резала овощи. Усталость вдруг с такой силой навалилась на нее, что ей пришлось опуститься на табурет. Нет… не может быть! Не может быть чтобы все это еще не кончилось!

– Может, я и не видела их тел, но ведь и ты не видел на улицах города живых мертвецов. Разве нет?

Лицо Вельстила окаменело.

– Береги своих друзей.

С этими словами он повернулся, шагнул за порог и растворился во тьме.

– Стой! – отчаянно крикнула Магьер. – Погоди!

Вслед за Вельстилом она выбежала в ночь, но за дверью черного хода, выходившего на полосу леса между таверной и морем, не было ни души. В сознании Магьер вспыхнула с ослепительной ясностью одна-единственная мысль: «Лисил!»

Магьер бросилась назад, стрелой промчалась через кухню и выхватила из-под стойки саблю.

Покуда Бренден и Лисил молча шли по улицам Миишки, кузнец думал о том, что этот полуэльф соткан из сплошных противоречий: то он хладнокровный боец, то чрезмерно заботливая наседка. Лисил повязал вокруг головы зеленый шарф, который прикрывал заостренные кончики его ушей. Теперь он выглядел почти обычным человеком – стройный, гибкий, с янтарно-карими глазами. Бренден не мог взять в толк, чего ради ему понадобился шарф.

– Зачем ты это носишь? – спросил он, указав на голову Лисила.

– Это? – не понял полуэльф. – Ах шарф! Раньше я носил его постоянно. Когда мы с Магьер… э-э… зарабатывали на жизнь охотой, нам не очень хотелось привлекать к себе излишнее внимание. Она считала, что лучше нам не бросаться в глаза, покуда не решим, беремся мы за работу или нет. В Стравине и окрестных землях не так уж много моих сородичей, так что я предпочитал прикрывать уши. Здесь, в Миишке, это уже не имеет значения, но от старых привычек не так-то легко избавиться. И потом, так удобней, волосы в глаза не лезут.

Так они всю дорогу и проговорили о подобных мелочах. Улицы были пустынны. Им повстречались лишь два-три подвыпивших матроса да еще стражники, обходившие дозором ночной город. Очень скоро друзья добрались до дома Брендена.

– Как ты? – наконец спросил Лисил.

– После смерти сестры я был так взбешен поведением Эллинвуда, что меня беспрерывно пожирал гнев. Потом появились вы. Покуда мы искали, сражались и мстили, у меня были и цель, и смысл жизни. Теперь, когда все кончилось, я чувствую себя так, словно должен похоронить Элизу и наконец оплакать ее, только ведь она уже в могиле. Словом, я просто не знаю, что мне делать.

Лисил понимающе кивнул:

– Знаю. Думаю, я весь день это чувствовал. – Он помолчал немного. – Вот что я тебе скажу. Завтра утром ты проснешься, пойдешь на могилу Элизы и простишься с ней. Потом вернешься сюда, откроешь кузницу и будешь трудиться весь день. Вечером ты придешь в «Морской лев», поужинаешь и поболтаешь с друзьями. Ручаюсь тебе, два-три таких дня – и твоя жизнь снова обретет смысл.

Бренден сдавленно кашлянул и отвел взгляд.

– Спасибо, – пробормотал он, чувствуя, что хоть что-то должен сказать. – Завтра вечером увидимся.

Полуэльф уже шагал по улице, он тоже испытывал недостаток подходящих случаю слов.

– А если тебе не хватит работы в кузнице, хоть поможешь мне наконец починить эту треклятую крышу! – на ходу крикнул он.

Бренден смотрел вослед другу, пока тот не свернул за угол, и лишь тогда наконец вошел в свой тесный, почти нежилой с виду дом. Здесь осталась только скудная обстановка, а все вещи Элизы он давно убрал с глаз подальше. Очень уж больно было видеть их каждый день. На столе стояла свеча, которую Элиза своими руками смастерила прошлым летом, но Бренден не стал зажигать ее. Он уже начал расстегивать рубашку, когда во дворе зазвучала вдруг песня без слов, тихая и невыразимо прекрасная.

Кто же это там поет?

Бренден подошел к окну, выходившему во двор. У поленницы стояла молодая женщина в изорванном бархатном платье. Густые мягкие кудри цвета крепчайшего кофе ниспадали до самой ее узкой талии. Женщина показалась Брендену смутно знакомой, но какое дивное пение! Что-то шептало Брендену, что лучше ему не выходить из дому, но его так неудержимо влекло к этой удивительной женщине, что желание оказалось сильнее здравого смысла. Он открыл дверь черного хода и вышел во двор.