Нил Гейман - Чёрная магия (Сборник)

— Ты также должен надеть корону! — крикнул Вильям.

Он указал на предмет, который Робин поначалу сочла птичьим гнездом, беспорядочной мешаниной веточек и ягод, пока не почувствовала таящуюся в нем магию.

— Что?! — возмутился Орильяк. От негодования и напряжения у него покраснели нос и скулы, — Это уже чересчур! Я не стану надевать какой-то дурацкий шлем…

— Это — корона короля Альфреда, — пояснил Вильям, и, хотя он не кричал, его голос каким-то образом пробился сквозь шум толпы и гнев Орильяка и заставил всех стихнуть. — Утраченная два столетия назад и обретенная вновь. Надень корону падуба, Орильяк, вытащи меч железа — и сменишь меня на троне Англии и Нормандии.

— Это что, очередное оскорбление? — протестовал Орильяк. — Хотя мои родители и не были обвенчаны, я чистокровный норманн! Я не могу надеть корону падуба.

— Это чушь, порожденная байками и воображением, — сказал Вильям.

Он подошел к камню и благоговейно взял в руки древнюю корону. Потом он высоко поднял ее, подержал несколько мгновений и осторожно возложил себе на голову. Толпа ахнула, но Вильям не покрылся кровавым потом, не рухнул без сознания и вообще не выказал ни одного признака тех неприятностей, которые якобы должны приключиться с норманнскими мастерами железа, прикоснувшимися к доброму английскому падубу.

Орильяк уставился на Вильяма и медленно расплылся в усмешке. Робин не сомневалась: он считает, что корона — это какой-то фокус, подделка, сооруженная из бумажных ягод и крашеных веточек. Но сама девушка чувствовала силу этой вещи, которая ощущалась как холодное, обособленное озеро, рассеченное струями горячей магии железа, что текла между ферраментами, Вильямом, Орильяком и… ею самой.

— Дай мне корону! — потребовал Орильяк.

Он протянул руку, но Вильям отступил на шаг и снова поднял корону на всеобщее обозрение.

— Пусть корона короля Альфреда выберет моего преемника! — провозгласил он.

Орильяк заворчал и слез с камня. Он слегка наклонил голову, чтобы Вильям возложил на него корону, и тут же выпрямился.

Но усмешка сразу исчезла с раскрасневшегося лица бастарда, поскольку падуб вдруг покрылся шипами, те вспороли кожу Орильяка и рванули, словно когти, к его глазам. У бастарда хлынула носом кровь, а дыхание сделалось судорожным и прерывистым. Он упал на колени, прижав руки к глазам в надежде защититься от шипов. Вильям шагнул к нему и снял с него корону; шипы тут же исчезли.

Робин была потрясена. Она почувствовала порыв магии падуба, ее спокойствие внезапно улетучилось, и на смену пришла студеная стремительная волна, подобная холодному ветру с моря. Но при этом девушка ощутила, что корона отреагировала не на норманнскую кровь Орильяка, а на некую неправильность в его отношении к происходящему. Ей смутно припомнились слова матери о том, что подобные вещи во многом происходят из-за неприязни норманнов к падубу и дубу, которая повсеместно поддерживалась и укреплялась как вера — а вера обладает собственной силой. Изредка — реже, чем оборотни, — встречались люди, которые вообще не верили в магию. Они отличались невероятной устойчивостью к заклинаниям, а иногда вообще могли остановить действие магии. Ученые мужи полагали, что подобное поведение — всего-навсего еще одна разновидность магии.

Два рыцаря из свиты Орильяка помогли ему подняться. Бастард стер кровь с лица, смерил Вильяма взглядом, развернулся и отошел к своим сторонникам. Он быстро переговорил с главными из них, затем его люди начали разворачиваться и теснить простолюдинов, расчищая выход с поля.

— Орильяк! — крикнул Вильям, — Я не давал тебе дозволения уйти! Здесь есть и другие мои кровные родичи. Если кто-нибудь из них добьется успеха, остальные должны будут поклясться в верности избранному наследнику.

При этих словах четыре феррамента придвинулись ближе к тому месту, где стоял Орильяк; в стиснутых кулаках бастарда читалась ярость, а в развороте тела — он снова повернулся лицом к камню — осторожность.

Вильям посмотрел на другую группу рыцарей и дружинников, стоящую за тремя молодыми людьми, что хмуро глядели на камень. В отличие от Орильяка они были не в кольчугах, и их яркие наряды бросались в глаза на фоне одежд других мужчин.

— Ну, племянники?

— Мы подождем, пока ты умрешь, дядя, — откликнулся молодой человек в ярко-синей тунике и шапке с серебристым верхом. Он взглянул в сторону Орильяка и добавил: — А потом разделим все поровну.