Сергей Сергеев - Адепт и гадалка

Не останавливаясь, в движении два раза посмотрел на часы прямоугольной формы со стальным браслетом. Весь этот антураж, особенно кожаный портфель-кейс чёрного цвета с длинным ремнём, прислонённый к боковине стола, придавал ему образ художника или архитектора, хотя если всё основательно проанализировать, то получится только учёный-преподаватель и никто иной.

Неожиданно он резко остановился около Андрея и произнёс:

— А зачем вам всё это нужно?

— Я хочу понять, до каких пределов можно развить паранормальные способности.

— А это зачем?

— Пока не знаю, тянет, просто интересно.

— Так вы уже на игле.

— Можно сказать так.

— Не понятно, ради чего проводить эксперименты над собой. Я могу предсказать, чем всё это для вас закончится.

— Ну, и…?

— Вы разовьёте свои способности, дальше вам всё надоест, но возврата к прежней жизни уже не будет. В лучшем случае — попадёте под влияние криминала, в худшем — окажетесь или в психиатрической лечебнице или в Жидкуре.

— Про последний не спрашиваю, не информирован, а почему в психушке?

— Жидкур — российский аналог американского Розуэлла, там занимаются изучением всего непонятного. Ну а в "психушке", как вы изволили выразиться, все ваши деяния и рассуждения запросто сойдут за диагностические выкладки из учебников по психиатрии, а с наукой не поспоришь. Вот поэтому я такими вопросами больше не занимаюсь. Скажите, браслет у вас с собой?

— Нет. Я не умею одновременно обрабатывать поток чужих мыслей и речь, ещё не освоился, это мешает привычному порядку общения. У меня есть рисунок, вот посмотрите, — он достал из внутреннего кармана вчетверо сложенный тетрадный листок и передал Рогалёву.

Тот безапелляционно взял, развернул, быстро просмотрел и вернул обратно со словами:

— Да, такой же.

— Такой, да не такой, если вы видели предыдущий, то этот увидеть посторонним нет возможности.

— Да есть, через зеркало, двухмерное изображение трехмерной реальности, — произнёс Алексей Борисович и в тот же миг смутился, видно было, что он не хотел делиться даже такими малыми знаниями о браслете, в этот момент Андрей пожалел о невозможности узнать его мысли.

— Так что, мой вам совет, выкиньте всё из головы и живите спокойно, никому не показывайте и не рассказывайте. А браслет — пусть будет. Как обращаться в быту с такими вещами, вас лучше меня проконсультирует "потомственная гадалка" Мария, — при этом выражение "потомственная гадалка" произнесено было с намеренной иронией, — вы ей позвоните по обычному телефону. Номера я не помню, найти его не трудно по рекламе, в городе много потомственных гадалок, но Мария одна, скажите, что от меня.

Хрусталёв поднялся со стула, держа в руках рисунок, был немного растерян от внезапного поворота диалога в сторону его окончания. Видя его удивление, Рогалёв извинился:

— К сожалению, больше времени вам уделить не могу. Возникнут вопросы по хромодинамике, милости прошу, а в остальном, увы, я вам не консультант. Рад был пообщаться.

Он пожал ему руку и молча начал собирать портфель. Андрею ничего не оставалось, как попрощаться и выйти.

"Что же мы теперь имеем, — стоя в университетском дворе, размышлял он, — с одной стороны, со мной поговорили на интересующие меня темы, с другой, дали понять, что больше таких разговоров не будет. К гадалке послали, бред какой-то. Да ладно, сходим к гадалке, может наука старается избегать эзотерической темы не по своей воле".

Телефон Марии действительно отыскал быстро, но вот установить контакт пришлось намного позже, каскад событий, произошедших потом, несколько отодвинул встречу.

Российские областные центры или, как сейчас принято называть, губернские, в своём возрасте немолодые и нестарые. Что для России триста-четыреста лет — этап истории, а вот для Америки в двести лет укладывается весь цикл развития государства.

В девятнадцатом веке города наши отстраивались как купеческие: повозки, пролётки. Невдомёк тогда было, что за океаном, улицы шире размечая, заглядывают в будущее, оставляют места для "фордов", "крайслеров" и "шевроле". Только сейчас мы почувствовали, как тесно в российских исторических центрах, и не время меняет облик городов, а собственный эгоизм жителей в них живущих, их любовь к комфорту.

Количество автомобилей перешло рубеж чрезмерности, потому паркуют их прямо на проезжей части у тротуаров, не обращая внимания на запрещающие знаки, всех не накажут, да и не наказывают, по всей вероятности, понимают и осознают, что не вина это, а беда. Скорей всего, петушок не дожарен или ещё клюет не больно, или не в то место, потому что двуглавый?