Владислав Русанов - Бронзовый грифон

– Я такой голодный, – пробурчал Емсиль после того, как хозяйка ушла, – что съел бы половину мамонта.

– Ты что, жрать сюда пришел? – возмутился Летгольм.

А Бохтан добавил:

– К девочкам лучше с легким желудком.

– Ага! И с тяжестью в другом месте, – захохотал Антоло. – Кто из вас собирается изучать медицину?

– Так я ж и не прошу… – совсем сник барнец.

Из неприметной дверцы под лестницей вышла молоденькая девчонка с пузатым кувшином, который прижимала к животу двумя руками.

– А вот и Далья! – радостно закричал Вензольо.

– Привет, Далька! – ухмыльнулся Летгольм. – Ты еще не подрабатываешь наверху?

Девушка – не старше четырнадцати лет на первый взгляд – пунцово зарделась.

– Оставь девчонку в покое! – строго приказал Антоло. И вправду, приставать и смущать племянницу фриты Эстеллы не стоило. Некрасиво как-то…

– А может, я влюблен? – бросил берет на стол аксамалианец. – Ты, Далька, не вздумай пойти по тропе порока! Подрастешь, я тебя замуж позову.

Далья пискнула что-то неразборчивое, но, скорее всего, нелицеприятное для шутника, стукнула кувшином по столешнице и убежала втрое быстрее, чем пришла.

Студенты покатились со смеху, толкая Летгольма локтями.

– Друзья! – Антоло поднялся. – Давайте поднимем эти кубки за то, чтобы на какие факультеты мы ни ушли, куда бы ни занесла нас судьба на просторах Сасандры, мы сохранили главное, что у нас есть, – дружбу.

– Ура! – Все вскочили. Глаза студентов горели воодушевлением. В такие мгновения они могли пойти за табальцем в огонь и в воду, согласились бы на нищету и смертельные опасности. – Ура Антоло!

Под неожиданно заинтересованным взглядом хмурого ветерана студенты столкнули кубки и осушили их до дна. Алое, как кровь, мьельское вино холодило язык и горячило головы.

Фра Корзьело открыл глаза, тяжело вздохнул. Конечно, не тот уже возраст у него для подобных встрясок… Но полученное удовольствие того стоит. Особенно, если представлять шлюху связанной, подвешенной за ноги, покрытую свежими кровоподтеками.

– Вина принеси! – буркнул табачник.

Флана послушно вскочила, накинула на плечи капот.

– Конечно, господин. Сейчас распоряжусь, господин.

Куда только подевалась опасная хищница?

– Сама принесешь! – прикрикнул Корзьело. – Ишь ты, хозяйка нашлась! Распоряжусь…

– Да, господин. Слушаюсь, господин. – Она поклонилась и опрометью выбежала за дверь.

– То-то же, – довольно пробурчал Корзьело и вскочил с кровати.

Пожилой табачник действовал стремительно. Подхватил свою сумку, брошенную у входа, распутал завязки, вытащил плетку, точь-в-точь похожую на ту, которой пользовалась Флана. Хмыкнул, сунул ее шестихвостку в сумку, а принесенную бросил в изголовье кровати. Внимательно осмотрел и расправил несколько ремней. Теперь ни одна живая душа не заподозрит подмены.

Он успел натянуть панталоны и придирчиво рассматривал смятый плащ, когда вернулась Флана с подносом, на котором стоял кувшин вина и небольшой кубок, покрытый сложным узором – фалесская работа.

– Тебя только за смертью посылать! – сердито каркнул лавочник.

– Прошу простить меня, господин… – Женщина с поклоном поставила поднос рядом с Корзьело. – Позвольте, я налью вам вина…

– Лей давай! И быстрее – некогда мне тут с тобой!..

Флана, пряча глаза, чтобы посетитель, не приведи Триединый, не заприметил холодного презрения, взяла кувшин. Тонкой струйкой вино полилось в кубок, хотя больше всего ей хотелось врезать кувшином по круглой голове лавочника, так и не удосужившегося снять пелеус.

Табачник шагнул на верхнюю ступеньку лестницы и сразу почувствовал неладное.

Во-первых, слишком много людей.

Во-вторых, слишком громко они разговаривают. Едва ли не кричат. Того и гляди сцепятся, хотя указом императора в день тезоименитства его матери все драки запрещены.

Но разве писан закон для нынешней молодежи?

У самого подножия лестницы стояли, испепеляя друг друга полными ненависти взглядами, двое молодых людей. Один в ало-золотом камзоле с серебристым бантом на левом рукаве. Корзьело узнал его закрученные черные усики, надменный излом губ и дерзко выпяченный подбородок. Тот самый мальчишка-лейтенант, в которого он врезался по пути в «Розу Аксамалы». Напротив него набычился светловолосый парень – по всей видимости, северянин. Его широкие плечи обтягивала темно-серая куртка из добротного сукна, а узкие панталоны подчеркивали крепкие икры. Подмастерье? Купеческий сынок? А! Вот и отгадка! На поясе корд полутора пядей в длину. Студент. Развелось тут оболтусов, готовых чем угодно заниматься, лишь бы от работы отлынивать! На них пахать можно – вон куртка скоро лопнет по швам, а они корпят над старинными фолиантами, рассчитывают парады планет, составляют дрянные вирши и решают задачки о пешеходах и всадниках…