Цвет Надежды

И вот сейчас он смотрел на свою мать, и ему отчего-то было грустно. На снимке ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Он точно не знал — даты не было. Она стояла на берегу озера и счастливо смеялась. Ее платье было почему-то разорвано, а на коленке был криво наклеенный пластырь. На вопрос о шраме на колене она когда-то ответила, что получила его до Люциуса… Как же она сказала?.. Это был самый счастливый день в ее жизни? И теперь, глядя на солнечную улыбку, Драко в это верил. Наверное, нужно очень любить человека, чтобы улыбаться ему так. В какой-то момент Драко даже показалось, что это та Нарцисса, с которой он провел день на пляже. Будто он сам сделал снимок. Вот только девочка на колдографии была моложе его самого. Но ведь ее кто-то фотографировал. На кого-то она смотрела так . Не на Люциуса… Почему-то нестерпимо захотелось спросить: кто это был? Наверное, мальчик, ставший потом аврором.

А ведь все было бы иначе, если бы тогда Нарцисса сделала другой выбор. Она бы не стала такой, какой стала сейчас. Вся жизнь пошла бы по-другому. Эта жизнь, возможно, не была бы такой правильной, возможно, была бы менее обеспеченной или же менее… предсказуемой, но это была бы ее жизнь, а не свод правил и предрассудков.

Драко вздохнул, отводя взгляд от улыбающейся девочки. Смотреть на нее было невыносимо. Словно укор, живое напоминание. Он перевернул снимок и вновь увидел на обороте строчки, написанные небрежным почерком.

«Мое самое лучшее творение».

Драко закусил губу. Почему-то ему показалось, что эта фраза относились не только к колдографии. Кто был этот человек?

В проеме, который после ухода Поттера он так и не позволил закрыть ни Тому, ни Нарциссе, появилась… Гермиона Грейнджер.

Вошла, молча опустилась на стул для посетителей и, закинув ногу за ногу, обхватила колено руками.

— Кто-нибудь, закройте гостиную Гриффиндора снаружи, — глядя в потолок, пробормотал Драко.

Девушка не ответила, лишь слегка улыбнулась.

— Там праздничный ужин, — произнес Драко, по-прежнему глядя в потолок. — Фейерверки, конфетти, дурацкие колпаки и жирная индейка.

— А здесь — ты, — просто ответила она.

Драко перевел на нее взгляд. Один раз принять решение, и ты получишь ту жизнь, которую заслуживаешь. Ты сам кузнец своего счастья.

Юноша положил снимок в книгу и со стуком ее захлопнул. Снова посмотрел в карие глаза.

Ему хотелось спросить, на черта она рассказала все Поттеру? С чего решила, что кому-то стоило об этом знать? И вообще, сколько она еще будет над ним издеваться, сидя вот так, совсем рядом, с этим своим невозможным взглядом, от которого что-то жжет в душе? Но он лишь откинулся на подушку, глядя на нее, как на неведомое чудо света, явившееся сюда в награду или же в наказание. А скорее и для того, и для другого. Потому что в любви всегда так. Если бы Драко не был таким уставшим, наверное, вздрогнул бы от этой мысли. Видимо, хорошо его все-таки шарахнуло, раз на ум пришло слово «любовь».

Гермиона же сидела на неудобном стуле и понимала, что вот это — счастье. Огромное и безграничное счастье в этом маленьком уголке лазарета, отгороженном белыми ширмами. Счастье — сидеть здесь, смотреть на него и не слышать «я хочу, чтобы ты ушла». Видеть, как в серых глазах что-то меняется, словно тает.

Гермиона могла бы не молчать. Рассказать о том, что наконец созналась во всем друзьям, и теперь ей больше нечего терять. А еще, и это самое главное, она поговорила с его матерью, и, кажется, они поняли друг друга. А Северус Снейп, которого она встретила полчаса назад в одном из коридоров, даже не снял баллы со студентов, практиковавшихся в веселящих чарах. И это тоже необычно. А еще… за окном такая метель, какой давно не было, и даже почтовые совы перестали летать.

Но все это было таким неважным… здесь. Потому что за эти несколько часов она отчетливо поняла, что весь этот мир с его безнадежной и нелепой войной не черно-белый. У него есть еще и серый цвет — цвет глаз Драко Малфоя.

— Хочешь чаю? — наконец произнесла она.

— Пришло время оранжевых слоников? — откликнулся он.

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Какие получатся.

Он посмотрел на нее из-под упавшей челки и не ответил «нет».

Гермиона достала из кармана волшебную палочку.

Арка… Арка безнадежности. Арка смерти. Арка невозвращения…

Рваный занавес, притягивающий взоры и манящий, словно шепчущий: «Шагни, приоткрой».

Сколько людей манило ее загадкой! Сколькие шагнули за нее! Их голоса до сих пор слышат избранные. Те, кто видел смерть и боль…