О. Шеремет - Время надеяться

— Ага. Инелен, твоя сестренка.

— Я сказал — "в здравом уме". В общем, зная, что вы с Даром вдвоем куда-то смылись ночью, я слегка занервничал. Вот — решил проведать.

— А, ясно. И что же мне с тобой делать?..

Если я ему скажу уйти, он послушно уйдет. И будет до вечера мучиться угрызениями своей чуткой эльфийской совести…

Впустила. Пришлось снова улыбаться, строить из себя вечно радостную и бестолковую Стрекозу.

— Чай будешь. Алхаст? У меня туту есть красный, зелёный, желтый… в общем, полная палитра. Можно смешать красный и зелёный, будет коричневый…

— Ты плакала.

Эльф стоял возле окна, склонив голову к плечу. Я прекратила суетиться, глубоко вздохнула.

— Это неважно. Ты пришел — я уже не плачу. Все хорошо.

— Самоубеждение — хорошая штука, — заметил эльф. — Себя можно убедить в чем угодно. В том, что нужно все время улыбаться. Или что маги не плачут, да, Лаэли? Что маги — слишком сильные для этого.

— А разве это не так? — уронила слова вместе с фальшивой улыбкой.

— Нет. Даже распоследний тролль не будет держать в себе слезы, если ему трудно. А тебе сейчас очень трудно — я вижу. Что происходит, Лаэли?

— Я… я…

Как тебе все это рассказать, друг мой?

Он обнял меня — крепко, так что не вырвешься. Да и не очень-то я вырывалась, признаться. Наоборот, прижалась к нему, как к брату когда-то. Алхаст — нет, он даже больше, чем брат. Готов и в огонь, и в воду, и в пьянку, но при этом за его отношением ко мне видна какая-то хрупкая нежность.

Открылась — смотри, мне уже все равно, хранить чужие тайны или нет. Смотри… Вот Зеркала, вот странный маг, который пытается убить дроу. Вот моя божественная сущность, и жертвоприношение, на которое мы обречены. Вот — бал у темных эльфов, храм Хаоса и его постоянные приказы, моя сущность, которая постепенно растворяется в нем… А вот и дроу. И его щупальца, мерзкие, которые ворвались к мне в мысли сегодня ночью… Смотри — и не спрашивай, почему я залила слезами твою белую рубашку.

Он не спрашивал. Гладил по волосам, как маленькую. Да я для него, в общем-то, и есть маленькая…

— Лаэли… всё будет хорошо.

— Самоубеждение… — я проговорила, не поднимая глаз. Теперь мы сидели на диване, эльф продолжал обнимать меня.

— Нет. Просто я обещаю тебе это. Я… сделаю всё, чтобы ты была счастлива.

Молчу. Бредовый разговор, пожалею обо всем.

— Потому что я люблю тебя, Лаэли.

Время остановилось. Настенные часы замерли на одном "тик", воздух застыл в груди, а сердце не решалось биться. Что… что?..

Он помедлил, затем встал, с сожалением пропуская прядь моих волос сквозь пальцы.

— Ну вот, хотел тебе помочь, но, кажется, сделал только ещё хуже.

Я мотнула головой — понимай, как хочешь. Я — не понимаю.

Но…

— Я пойду, ладно?

Эльф, вежливый до зубовного скрежета, всегда выходил через обычную дверь, прощаясь с мамой, а потом уже вызывал портал в МУМИ или куда там он ещё намыливался.

Я догнала его у порога, где он все раскланивался с моей родительницей.

— Алхаст! Ты… пока.

Какое-то из моих полушарий, устав от нерешительности и тугодумия остальных извилин, приказало мне приподняться на цыпочки и поцеловать эльфа в губы.

— Увидимся в МУМИ.

Когда я закрыла дверь, мама укоризненно покачала головой.

— Лулу, да ведь он — эльф.

— Ну, мам, у всех свои недостатки.

ЛАЭЛИ

Есть одна любовь — та, что здесь и сейчас, есть другая — та, что всегда…

Тренькает гитара. Алхаст старательно подбирает аккорды. Упрямый он.

— А где твои соседки?

— Зармике в библиотеке, а Сессен сегодня дома не ночует… Она уже неделю дома не ночует.

Алхаст хмыкнул что-то неразборчивое.

— Бедный Эрик. То-то у него синяки под глазами.

— Я бы скорее пожалела дроу и Нулика, которым по милости наших влюбленных приходится ночевать на диванах в восьмигранке.

— Ты рада за подругу?

— Д-да… да, конечно. Только не понимаю её немного. Знаешь, как она орала на меня, когда узнала о тебе?

— Я вижу.

На потолке вместо погибшей люстры у нас болталась лампочка Ильича, а в оконном стекле были громадные трещины. Свой фингал на скуле я успела подлатать заклинаниями.

— Говорит, что ты старше, что мне нельзя так себя вести… а ей можно, значит?

Всё-таки я была обижена на рыжую демоницу. Обижена настолько, что ей тоже пришлось пользоваться исцеляющими заклинаниями — после примирения.

— Мы такие… относительные. Иной раз задираем нос и твердим о морали и справедливости — и искренно в это верим! На следующую день творим такое, что у всех потомков волосы дыбом будут стоять еще пару тысячелетий… И опять — уверенны в своей правоте. Dixi.