Набираясь твердости, чтобы выслушать очередной почтительный выговор, ученый зашагал назад по мягкой, поросшей травою земле. Яльзо, улыбаясь, покачал головой, но все же Уэллен чувствовал себя школьником, удравшим с уроков. Не желая, чтобы капитан это понял — хотя, пожалуй, он спохватился поздновато, — Уэллен встретился с ним взглядом и не отводил глаз, пока шел.
Старый моряк скрестил руки и принял вид ворчливого панаши. При этом ни сам он, ни Уэллен не смогли сдержать улыбки, так что успех его лицедейства, пожалуй, был спорным.
— Я знаю, господин магистр, что людей порою влекут разные там голоса сирен, однако не позволю бродить в одиночку, пусть даже ты и главный. Любой человек, отбившийся от своих, здесь — в опасности. До тех пор, пока мы не получим более подробного представления о здешних землях.
— Я почувствовал, что от меня сейчас мало проку…
— И этот голубой чертяка пытается внушить то же чувство всем нашим людям. Не будь он так жаден до власти, из него вышел бы отличный офицер для моего корабля…
У самой воды Уэллен остановился, чтобы очистить подошву окончательно.
— Сомневаюсь, что это удовлетворило бы его амбиции.
— И тут ты прав.
Опустив руки, Яльзо вплотную придвинулся к ученому и тихо спросил:
— Что ты там увидал? Кто-то следил за нами из лесу?
— Нет. Всего-навсего олень. Яльзо хмыкнул.
— Может, то был какой-нибудь таинственный белый бык, присматривающий за этим лесом!
— То был самец оленя, коричневой масти, и он удрал, едва заслышав твой рев.
— Ну, может, в наше время лесные духи сделались слабее… Поднимаясь, Уэллен покачал головой:
— Перестань, капитан. Если будешь продолжать в том же духе, я в один прекрасный день предпочту компанию Асаалька твоей.
— Тебе же будет хуже.
Бедлам долго смотрел в сторону холмов. Завтра. Завтра он поведет экспедицию в эти неведомые земли. Мысли об этом отчасти прогнали хорошее настроение, принесенное капитаном.
— Потерпи до завтра. Утром успеешь насмотреться. Кивнув, ученый пошел к лагерю рядом с Яльзо, но тут же остановился.
* Я все еще не решил, куда именно мы направимся.
— Разве не к тому городу?
— Как, и ты?..
— А-а, и северянину хочется туда? — Моряк поскреб бороду. — Как бы ни претило мне с ним соглашаться, я думаю, это — наш лучший шанс. Долго мы здесь оставаться не можем, а это, похоже, быстрейший способ доказать свою правоту.
— Не говоря уж о том, чтобы попутно разбогатеть.
— Ну, я таких мыслей никогда не чурался. — Глаза Яльзо блеснули. — Ты ведь не против, чтобы мы разбогатели, верно?
Уэллен поднял руки и тут же бессильно опустил их.
— Сдаюсь. Пусть будет город.
— Вот это разговор!
А что я еще мог предложить? — подумал Уэллен. Хотелось надеяться, что ему удастся удержать людей от грабежа, пока он не успеет осмотреть все. По крайней мере, в этом они должны ему уступить.
— Идем наконец в лагерь, — сказал Яльзо, до отказа расправляя плечи. — И на этот раз ты ни шагу оттуда не сделаешь, иначе я приставлю полдюжины людей следить за каждым твоим движением!
Молодой ученый почел за благо не спорить. Отвернувшись — по крайней мере, до завтра — от земель его детских мечтаний, он направился к лагерю.
На этот раз капитан пошел следом за ним.
Не будь обе его короткие отлучки прерваны, Уэллен, весьма возможно, заметил бы отпечаток на мягкой земле. Правду сказать, он едва не наступил на него, однако тот, другой, отпечаток был так велик, что ботинок ученого не покрыл бы и десятой части его площади. А возможно, Уэллен, даже взглянув под ноги, не заметил бы его, поскольку трава, примятая чужой подошвой, давно успела распрямиться в обычном для всех растений стремлении к солнцу. Поэтому отпечаток больше чем наполовину был уже незаметен.
Но увидел бы Уэллен этот след, нет ли, это было далеко не столь важно, как тот факт, что ученый мог бы догадаться, что за создание его оставило, хотя прежде ничего подобного не видел. Скорее всего, он мог бы также сообразить и то, сколь близко от одного из таких чудовищ расположен лагерь.
След был оставлен лапой рептилии куда крупнее любого человека. То есть драконом.
И — преогромнейшим.
Она, хоть и сидела одна в самом сердце темного леса, вовсе не боялась ночи. Ленивое пламя едва освещало землю вокруг. Забене было все равно; костер существовал только потому, что она любила смотреть, как языки пламени отплясывают свою коротенькую жизнь. Ей нравился этот танец — она тоже играла в жизнь и смерть.
Читать дальше