Иван Охлобыстин - XIV принцип

— Ты права, — согласился с ней Второй и спросил, кивая на бо­кал. — Это что?

— Можжевеловая настойка с лимонным соком, — сообщила Нао­ла: — «Заводной демон» называется.

Магнификус пригубил напиток и «перевел»:

— Джин с тоником.

После седьмого бокала «Заводного демона» молодые люди реши­ли прогуляться. На улице вечерело, в окнах домов и бесчисленных ка­фе зажигались огни, улицы заполнили уже влюбленные или судорожно стремящиеся к тому.

— Красивый город, — сказал Магнификус, с интересом разгляды­вая прохожих.

— Хороший, — взяла его под локоть спутница. — Но у меня здесь мало друзей.

— Почему? — удивился Второй. — Ты девчонка общительная.

— Мало времени, — ответила она, — Я ведь на заочном учусь. Приезжаю, сдаю экзамены и сразу уезжаю.

— Может, оно и к лучшему, что мало времени, — крепче сжал ее руку Магнификус.

— Не вздумай меня ревновать, — предупредила его Наола. — Кор- стейны этого не понимают.

— Не буду, — пообещал Второй.

У магазина одежды девушка остановилась:

— Нам сюда.

— Зачем? — не понял Магнификус.

— Купим тебе приличную рубашку, у меня есть деньги, — сообщи­ла ему девушка и силой втащила его внутрь магазина.

— Ты знаешь, — признался ей Второй, наблюдая со стороны, как она перебирает рубашки, — я успел проконсультироваться с лучшим модельером в городе. Он мне сказал, что мой внешний облик идеально соответствует моему мировоззрению.

— Если ты не в курсе, то знай — мировоззрение мужчины нежена­того и состоящего в браке — это два разных мировоззрения, — поста­новила Наола и вытянула из груды рубашек одну, из переливающегося бордового атласа: — Примерь.

— Цыганщина! — возмутился он, но рубашку взял.

Из магазина Магнификус вышел уже в новой рубашке. Его спут­ница была явно довольна.

— Мой дедушка обожал этот материал и этот цвет, его в ней и каз­нили, — радовалась она. — Тебе удивительно идет,

— Не сомневаюсь, для плахи в самый раз, — недовольно пробур­чал он и прислушался. Мелодия, несущаяся из дверей ближайшего ка­фе под вывеской «Сантименто», была ему до боли знакома.

— Это танго? — не понял он.

— Танго, — согласилась она. — Сильванское танго «Последний по­целуй». Ты что, умеешь танцевать танго?

— Умею, — кивнул он и сразу оговорился. — Правда, это един­ственный танец, который я умею танцевать. Учительница литературы научила. А ты умеешь?

— А меня папа научил, — призналась она. — И я тоже единствен­ный умею. Но папа говорил, что если умеешь танцевать танго, умеешь танцевать все.

— Тогда..! — озорно подмигнул ей Магнификус, расстегивая плащ.

— Естественно! — поддержала она и первой шагнула к ресторану.

Іанго не танцуют, танго живут. Из всех танцев мира только танго может претендовать на вечность, потому что только танго порабощает страсть, в то время как остальные танцы у страсти на побегушках. Не­возможно себе представить, чтобы осужденный на смерть в качестве последнего желания захотел бы станцевать вальс или польку, но тан­го — вполне. Потому что танго — это биение взволнованного сердца, это всплеск штормовой волны, это замирание секундной стрелки на таймере перед взрывом и прочая, прочая, прочая. Так еще никто на све­те не говорил о танго, но так сказал бы каждый, кто хоть один раз в жизни станцевал бы его.

Наола умела танцевать танго, Магнификус не уступал ей. Она уга­дывала каждое его желание, он подчинялся каждому ее капризу. Ее пальцы струились по линиям его ладони, чтобы соскользнуть с линии жизни и взвиться языком пламени к блеклым потолочным фрескам. Его обожженные мгновенной нежностью ладони окутывали ураганным ве­тром ее тело и отбрасывали его от себя, как невыносимую боль, чтобы в последний миг задержать падение и повторить упоительную пытку.

Находившиеся в кафе посетители не отрывали восхищенных взо­ров от танцующих. Края наполненных бокалов так и не коснулись губ, горячие блюда безнадежно остывали.

Оркестранты, расположившиеся на невысоком помосте у стены, выжимали из своих инструментов все, на что те были способны, попут­но удивляясь глубине этих способностей и собственному мастерству.

На последней ноте одна из гитарных струн не выдержала и звонко лопнула, что, в свою очередь, послужило сигналом для всех присут­ствующих, и те разразились аплодисментами.