Анатолий Агарков - Семь дней Создателя

Перечитал всю библиотеку Михаила, пытаясь в каждой фразе найти намёк, скрытый смысл, потайную дверцу, способную в архангельское царство привести. И сколь ни бился…. Но не отступал.

Мне книги Фенечка носила: протоиерею недосуг — то служба в церкви, то крестины, то отпеванье, то венчанье…. А тут строительство свалилось….

Мне книги Фенечка носила, и мы сдружились. Общались мысленно. Но желание излечить ребёнка допекало и однажды допекло.

— Есть у тебя гребёнка? — мысленно спросил.

Она покивала и подала расчёску.

Годится.

— Сядь сюда. Позволишь мне косички расплести?

Она кивнула.

Как нежный шёлк пряди у ребёнка, а цвет — как грива ковыля, что волнами своими красит степи. Расчёсывал ей волосы расчёской, другой рукой приглаживал…. И в мозг проник тихонько. Пошарил — вот она, загвоздка, вот этот узел надо расплести. Запутались нейроны ещё в утробе, а может в миг рождения, который мог последним стать.

Расчёсывал ей волосы расчёской, другой рукой приглаживал и по чуть-чуть, ну очень осторожно распутывал хитросплетения в мозгу, лишившие её и слуха, и дара речи.

Внезапно вздрогнули Фенечкины плечи, и тельце худенькое напряглось — звук к ней прорвался.

Я голосом:

— Ты можешь говорить?

— Да, могу.

— А слышать?

— Я слышу же.

Повернул девочку к себе лицом, стал на колени, чтоб заглянуть в её глаза.

— Хочешь дочкою моей стать?

— Ты женишься на тёте Глаше?

На тёте Глаше? Гм…. Пожалуй, не готов.

За Фенечкино исцеление протоиерей Спасителю молебен посвятил и мне пенял:

— Вот вам и чудо! Где наука ваша с её врачами? А молитва, когда она от сердца чистого доходит до небес и возвращается — вот вам и чудо из чудес. Какого надо вам ещё знамения и откровения? Немедленно креститесь и начинайте молиться за спасение души.

Но от крестительной купели пока что воздержался.

— Не могу, святой отец, без веры.

— Так ты поверь.

— Верю, что человечество от обезьян произошло путём эволюции. А религия — это культура: как мусульманство у арабов, так православие у славян.

— Тогда откуда же к тебе души видение пришло?

— Вот это и хочу понять. Когда пойму, тогда уж с чистой совестью к кресту пойду.

Фенечка быстро выучилась читать, писать, считать и сочинять. Прочтёт мне сказочку из детской книжки и замолчит, задумается.

— Что не так?

— Вот это и вон то.

— Ну, тогда свой вариант рассказа излагай и не стесняйся, называй — других героев имена.

Малышке только дай — был бы слушатель, фантазии хватает, а язычок болтает и болтает.

С Маркизой забавляясь, вдруг спросила:

— А у неё котятки будут?

Откуда? То бессмертным не дано. И на ночь сна меня лишила.

Ну, ладно я — из ума выживший старик. Ну, пусть Саид — пёс не первогодок. Ну, а тебя, мурлыка, за что лишили счастья материнства? За то, чтоб нескончаемой чредой тянулись годы без любви и ласки? За то, что ты мне стала дорога, должна пожертвовать своими чувствами напрасно?

Промаявшись, к утру решился, распрограммировать Маркизу — вернуть ей радость материнства. А за одно — старение клеток и неминуемую в итоге смерть. Хотя со смертью погодим: будем живы — будем жить.

Через недельку красавица пропала. Потом явилась и начала полнеть — в животик подаваться.

— Там у неё котятки? — пытала Фенечка.

Протоиерей в беседку заходил:

— Холодно ночами? Потерпите — строительство вот-вот мы завершим, и переедите. А может быть, сейчас — ко мне иль на квартиру? Приход оплатит.

— Вы не беспокойтесь — у нас всё хорошо.

— Они-то в шубах, — на друзей моих хвостатых кивал настоятель. — А вам-то каково? Здесь, сын мой, не сельва колумбийская, здесь в сентябре бывает о-го-го.

— В Таганайском гроте зимовал и в лютые морозы костра не разжигал.

— Думаю, что до морозов дело не дойдёт — управимся.

А дни прекрасные стояли. И ночи тёплые — зря батюшка ворчал.

Однажды услыхал в ночной тиши мышиный писк — в коробке из-под обуви, что Фенечка в подарок принесла, родились шестеро котят. Беспомощные и слепые, и совершенно разные. Трое в мать — пёстрые такие. Четвёртый в серую полоску словно тигр. Пятый — снежный барс, но с чёрным хвостиком. И лишь один, самый слабый из котят, был непонятной масти — трёхцветный.

Пошли советчики.

Степан Василич:

— Вы отберите, который люб, а остальных — ведро с водой щас принесу — утопите.

На мой отказ:

— Они же кошку вашу насмерть засосут.

Но у Маркизы всем шестерым хватало молока. Даже у маленького животик полным был всегда.