Людмила Ардова - Путь интриг

И даже если есть магия, способная вызвать к жизни мертвых, никакая магия не дарует их прощение, не изменит предательства.

'Что я наделала'? — вопрос, застывший в безумно-красивых глазах, останется с ней до конца ее дней.

Мне нечем было облегчить ее участь, и я пошел дальше.

Шаги! Сколько их в нашей жизни? Все ли верны? В том ли направлении мы шагаем? Унося ноги из дворца, я думал об этом.

Никогда не поздно спросить себя — по той ли дороге ты идешь? Подумать: может то, что хочешь получить, не стоит цены, которую платишь. Уверен ли ты, что хочешь за это платить? Тебе и в самом деле это надо? Я заплатил за свои ошибки.

И побрел домой, на улицу Стойкости. Точнее не придумаешь! — усмехнулся я. Теперь, как никогда, мне требовалась стойкость, чтобы окончательно не пасть духом. Рядом не было моих товарищей, и как знать, каким бы образом сложилась бы моя судьба, окажись они в ту минуту со мной рядом. Но все вышло так, чтобы я смог остаться один — наедине со своим бесславным поражением.

Я вяло собирал свои вещи, решив с раннего утра покинуть Мэриэг. Ночь моя прошла пусто, без сновидений.

И те же лучи солнца, что встретили меня около года тому назад в этом городе, сопровождали теперь мой отъезд.

Я еще не знал куда поеду.

Покинув город своей мечты, я интуитивно выбрал тот самый путь, по которому прибыл в него. Первое место, куда я направился, была Нима. И пока конь мой неспешно скакал по Белой дороге, обгоняя пеших путников, у меня было время подумать.

Я старался не заглядывать в глубины своей души, и не отдавал себе отчет в том, что причина всех моих неприятностей прячется глубоко внутри меня.

Я испытывал сильное разочарование — мне казалось, что дорога чести, по которой я должен идти, приведет меня к вершинам мира, но все оказалось не так просто.

Первый рыцарь страны повел себя самым бесчестным образом, и это разрушило идеалы, сложившиеся в моей душе. Я привык думать о короле, как о первом среди первых. Но история в Сенбакидо, положившая начало моим сомнениям и то, что случилось в замке Брэда, не могли не привести меня к полному разочарованию в своей искренней вере.

Наблюдения за жизнью двора дали серьезную пищу для моих размышлений.

При многих своих недостатках, ни один из прежних рыцарей, которым я служил, не обладал столь явной распущенностью нравов. Напротив, они скорее служили для меня эталоном мужской доблести и рыцарской чести. Но то, что я увидел в Мэриэге, превзошло самые скромные из моих познаний о низости человеческой натуры.

Хуже всего то, что мне пришлось познать разочарование в людях, к которым я понемногу проникся доверием — а потерять веру в людей — это худшая из зол.

В принципе, я понимал, что прекрасно могу ладить с людьми, управлять ими и направлять их, но мне не хватало отстраненности, которая приходит с годами, и дает возможность не забивать себе голову ненужными чувствами. Я не мог до конца просчитать поступки людей, и это сильно огорчало меня. Люди иногда начинали вести себя совершенно неожиданно, как например, наблариец Рантцерг. Теперь я понял поступки принца Валедо, — на него из-подтишка влиялАлонтий Влару, играя на слабостях Орантона, но я не сумел разглядеть это своевременно!…

Наверное, более всего, на тот момент, я разочаровался в самом себе, а это — последнее дело. Я перестал верить в свою звезду, решил, что удача отвернулась от меня — на самом деле все было проще: мне не хватило опыта в дворцовых интригах, мне просто не хватило изощренности и закалки, я полез в схватку плохо подготовленным. Удача здесь была ни при чем. Удача — это, всего лишь, результат хорошо продуманных комбинаций и вера в себя самого.

Я, время от времени, возвращался мыслями к своим ошибкам и снова, и снова корил себя за них, чувствуя на своем лице краску позора, вспоминая момент, когда меня лишали рыцарского звания.

Теперь мне была уготована участь вэла, простого наемника, которого первым бросают в схватку в самых опасных местах, надо мной будут смеяться, меня будут дразнить, но это ничто, по сравнению с тем чувством стыда и злости за свою ошибку, которое грызло меня изнутри.

Я понимал, что все потихоньку перемелется. Так уж устроен человек: ни одну боль он не может носить в себе вечно — и страсти по Мэриэгу когда-нибудь оставят меня, но одна тайная тоска долго будет преследовать меня: мое увлечение Лалулией Фэту не хотело столь быстро покидать пределы моего разума, вновь и вновь возвращая меня к ее образу.