Виктор Ночкин - Собиратель зла

В лесу темнеет раньше, но Корди с Ленлином шагали в сумерках. Поэт не спрашивал, где собирается ночевать спутник, даже ему не хотелось нарушать настороженное молчание чащи.

— Постой! — негромко бросил Корди, натягивая поводья.

— Что случилось? — Ленлин на всякий случай задал вопрос шепотом.

— Граница.

Корди указал столбы, установленные по обе стороны дороги. Кустарник вокруг был вырублен, но сейчас, в темноте, эти бревна, накрепко вкопанные в землю, сливались с темной массой зарослей.

— Ручаюсь, что они выкрашены красным, — заявил поэт. — Я слыхал, у Лорда Алхоя все красное.

— Важно, что их не охраняют, — отозвался Корди. — Во всяком случае, по ночам.

Юноша спрыгнул на землю и подошел к столбу, погладил гладкую поверхность, зачем-то поднял голову и всмотрелся в фиолетовые небеса…

— Ну что, пойдем дальше? — осторожно спросил Ленлин. Ему вдруг стало страшновато.

— Я думаю, здесь лучше лесом… — Впервые в голосе Корди чувствовалась неуверенность. — Но сейчас ночь, никого нет… давай еще немного по тракту.

Ленлин догадался, что спутник немного растерян, прежде за Корди подобного не водилось. Поэтому поэт предложил:

— Если ты сомневаешься, давай свернем в лес. Ты можешь в лесу идти, не заблудишься? Потому что я совсем не…

— Давай, — с облегчением решил воин. — Я могу.

И спешился. По лесу они прошли совсем немного, Корди вдруг крепко сжал предплечье музыканта. Ленлин догадался: шуметь нельзя. Послушно замер и поглядел на приятеля. Здесь, в лесу, он почти ничего не видел и скорей угадал, чем рассмотрел движение руки Корди. Тот указывал в сторону. Ленлин тоже глянул — за деревьями мерцали оранжевые отсветы. Кто-то развел костер.

Когда Корди вручил Ленлину поводья и знаком велел оставаться на месте, далеко к северу от приграничного леса, в вольном городе Раамперле закончилась пирушка в домике позади базарных рядов.

Ойрик вышел проводить дорогих гостей, с каждым церемонно распрощался, раскланялся, сетовал, что деньги вышли и нет возможности угостить славных соседей, как они того заслуживают.

— Но уж как расторгуюсь, непременно соберу вас, дорогие мои друзья, снова! — пообещал напоследок старик, ударяя в землю тростью, будто ставил восклицательный знак в конце фразы.

Когда пьяные выкрики стихли, Ойрик обернулся к подручному, и другим, совершенно трезвым голосом, велел:

— А теперь идем. Пора дело делать. И, это, Пегий… прихвати дубинку какую-то, что ли. Нож у тебя есть?

Тот продемонстрировал ржавый обломанный клинок, который обычно носил за сапогом и никогда не пускал в ход. Пегий вовсе не был душегубом, выбирал жертвы безобидные, чтобы можно было обойтись без членовредительства.

— Нож тебе нужен другой… как прибыль пойдет, куплю. И одежку получше… — вслух подумал старик. — Идем!

Пегий запер домик и поспешил за стариком. Ночью проход позади клеток невольничьего рынка выглядел мрачно и неприветливо. Со стороны реки дул ветер, где-то повизгивала жесть — должно быть, раскачивалась невидимая в темноте вывеска. Шаги звучали таинственно, и каждый будил под пустующими навесами гулкое эхо. По дороге Ойрик наставлял подручного:

— Когда пойдет торг, следи за шкипером и его людьми. Может, попытаются надуть, может, затеют ссору. Сейчас время ночное, их на судне много, а нас только двое. Если что — беги. Завтра поднимешь, кого сможешь, приведешь на пристань меня выручать.

— А могут напасть? — удивился Пегий.

— Вряд ли, потому что им невыгодно ссору в Раамперле затевать… но гляди в оба.

На барке горели фонари, прикрытые мутными стеклами. Шкипер не спал, поджидал покупателя. Ойрик окликнул издали, по кораблю засновали тени, вспыхнули новые светильники, поярче.

— Давай, выводи! — решил Ойрик. — Показывай по одному, будем осматривать, оценивать. Сразу платить стану, монеты при мне.

Шкипер сперва заспорил — мол, обычно купец поднимается на борт, там и глядит. Ойрик отказался, время позднее, ему поскорей нужно. В конце концов старик настоял на своем — матросы стали выводить по прогибающимся хлипким сходням сонных рабов. Начался торг. Цены старик называл уверенно, и неизменно — минимальные. Шкипер бранился, дергал усы, но Ойрик держался твердо, и последнее слово всегда оставалось за ним. Пегий ежился в оборванной одежке под холодным ветром с реки и поглядывал, чтобы на берегу не собиралось помногу моряков. Если что, поторапливал: «Давай-ка обратно, не мешай хозяевам торг вести!» — и помахивал увесистой дубинкой. Налетчик старался выглядеть уверенно, однако отчаянно трусил. Боялся, что шкипер велит поколотить их со стариком да отобрать монеты. Ночь, поблизости никого, кто помешает? Так он и косился на матросов, пока выводил рабов и пристегивал по одному к длинной цепи, по мере того как Ойрик назначал цену и оплачивал одного невольника за другим.