Терри Пратчетт - Роковая музыка

— НАДО БЫЛО ЛУЧШЕ УЧИТЬ.

Смерть вскочил в седло.

— Подожди, — остановила его Сьюзен.

Она знала, что просто обязана об этом спросить.

— ДА.

— А как же… ну, ты говорил, что изменение судьбы отдельного человека равносильно изменению судьбы всего мира?

— ИНОГДА МИР НУЖДАЕТСЯ В ПЕРЕМЕНАХ.

— О… Э… Дедушка?

— ДА?

— Э… качели. Те, что в саду. Я хочу сказать… они были очень хорошими. Хорошими качелями.

— ПРАВДА?

— Я была слишком молода, чтобы понять это.

— ТЕБЕ ОНИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОНРАВИЛИСЬ?

— У них есть… свой стиль. Сомневаюсь, что у кого-либо еще были такие качели.

— СПАСИБО.

— Но… это ничего не меняет, понимаешь? Мир по-прежнему полон глупцов. Люди совсем не используют свои мозги. Не хотят думать правильно.

— КАК ТЫ?

— По крайней мере, я пытаюсь. Например… если я находилась здесь все эти дни, кто сейчас лежит в моей постели?

— ДУМАЮ, КАК РАЗ СЕЙЧАС ТЫ ВЫШЛА ПОГУЛЯТЬ ПОД ЛУНОЙ.

— Значит, все в порядке.

Смерть закашлялся.

— ГМ…

— Прости?

— ЗНАЮ, ЭТО ПРОСТО СМЕШНО…

— Что?

— ГМ… ТЫ НЕ БУДЕШЬ ПРОТИВ ПОЦЕЛОВАТЬ СВОЕГО ДЕДУШКУ НА ПРОЩАНЬЕ?

Сьюзен молча смотрела на него.

Голубой огонь в глазницах Смерти медленно угасал, и свет, угасая, казалось, втягивал ее взгляд в глазницы и в темноту за ними…

…Которой не было конца, она продолжалась и продолжалась. И ее невозможно было описать словами. Вечность — это ведь людская придумка. Название сразу дает размеры, пусть даже невероятно огромные. Тогда как эта темнота была тем, что осталось, когда вечность умыла руки. И в ней жил Смерть. Один.

Она встала на цыпочки, пригнула к себе его голову и поцеловала в макушку. Макушка была гладкой и белой, как бильярдный шар.

Сьюзен отвернулась и, чтобы скрыть смущение, воззрилась на едва различимые в темноте здания.

— Надеюсь, я не забыла оставить окно открытым.

Да чего беспокоиться?… Будет как будет. Она должна знать, даже если потом будет злиться на себя за то, что спросила.

— Послушай, люди, с которыми я встречалась… как ты думаешь, я когда-нибудь увижусь с…

Сьюзен обернулась, но за ее спиной уже никого не было. Только следы от копыт таяли на булыжниках.

Окно было закрыто. Пришлось войти в дверь и подняться по темной лестнице.

— Сьюзен!

Сьюзен почувствовала, что начинает исчезать — по привычке. И заставила себя остановиться. В этом не было необходимости. На самом деле это никогда не было нужно.

В конце коридора в круге света она разглядела фигуру.

— Да, госпожа Ноно?

Директриса смотрела на нее так пристально, словно Сьюзен вот-вот должна была исчезнуть.

— С вами все в порядке, госпожа Ноно?

Старшая преподавательница наконец взяла себя в руки.

— Ты разве не знаешь, что уже полночь? А ты не в постели! Как не стыдно! И это никак не назовешь школьной формой!

Сьюзен опустила взгляд. Трудно учесть все мелочи. Она по-прежнему была в черном платье с кружевами.

— Да, — согласилась она, — вы правы. — И широко улыбнулась госпоже Ноно.

— Понимаешь, существуют школьные правила… — продолжала выговаривать госпожа Ноно, но уже менее уверенным тоном.

Сьюзен похлопала ее по руке.

— Но зачастую это не более чем пожелания. А вы как думаете, Эвлалия?

Госпожа Ноно открыла рот. Госпожа Ноно закрыла рот. И Сьюзен вдруг поняла, что она довольно невысокого роста. У нее была высокая осанка, высокий голос и высокая манера поведения, она была высокой во всех отношениях, кроме роста. Самым удивительным было то, что ей удавалось скрывать это от других людей.

— Впрочем, мне пора в постель, — сказала Сьюзен, мозг ее бурлил от притока адреналина. — Кстати, вам тоже. Не стоит в столь поздний час бродить по продуваемым насквозь коридорам, особенно в вашем возрасте, — а, как вы думаете? Завтра — последний день. Вы же не хотите выглядеть усталой, когда приедут родители.

— Э… да. Конечно. Спасибо, Сьюзен.

Сьюзен еще раз улыбнулась директрисе и направилась в спальню, где разделась в темноте и нырнула под одеяло.

Тишину в комнате нарушали только посапывание девятерых девушек и похожий на звук камнепада храп спящей принцессы Нефриты.

А потом Сьюзен услышала, как какая-то девочка заплакала — тихонько, так чтобы никто ее не услышал. И плакала она довольно долго. Столько всего предстояло наверстать…

Высоко в небе над Плоским миром парил Смерть. Услышав этот плач, он кивнул. Можно выбрать бессмертие, можно выбрать человечность.