Дмитрий Кружевский - Если не мы

- Ну и где наш гость, профессор? - обратился к сидящему майор, однако вместо профессора ответил другой.

- Да здесь я мяу, здесь и поверьте, гостем себя, мяу, совсем не чувствую.

Из-за ширмы стоявшей в углу вышел кот, точнее сказать котяра ростом или высотой Алексею по пояс и сиамской раскраски. На ходу он застегивал ширинку у джинсов, в которых, сзади, судя по всему, был сделан вырез для хвоста, так как оный торчал из-за спины и нервно подергивался. Ангел заметил, что в отличие от обычных котов у этого на лапах (или руках) короткие пальцы, которыми он с ловкостью зашнуровывал сейчас высокие ботинки, типа солдатских бертцев.

- О Мурзик, - хмыкнул гном, до этого внимательно разглядывающий демонического вида красотку.

- Кто я, мяу,- кот ажно подпрыгнул и возмущено уставился своими зелеными глазами на гнома,

- Я не Мурзик, господин поджаренный гном, а Меридин Узлук Рухам де Кол истинный дворянин в сотом поколении, - он гордо выпрямился и положил лапу (все же лапу решил Алексей, который ни как не мог привыкнуть к коту с руками) на воображаемую шпагу.

- Ну, я же говорю Мурзик, - усмехнулся гном и опять уставился на рогатую красавицу.

- Да, я, да мяу, - кот махнул лапой и повернулся к Михайлову. - Господин начальник, по-какому праву вы меня задерживаете, мяу, да еще всякие уколы мне под хвост суете, мяу.

- Господин Мередин Узлук Рухам де Кол, - без запинки выговорил майор. - Вы незаконно проникли на территорию России, и не прошли регистрацию обязательную для всех прибывших. И не пытайтесь оправдываться, - он покачал головой, пристально посмотрев на кота, от чего тот смутился и уставился на свои ботинки. - Вы уже не первый раз посещаете нашу страну и знаете все законы. К тому же вас обвиняют в похищении пятнадцати банок кошачьего корма.

- Ну, я ,мяу, был голоден, а денег ваших с собой у меня не было.

- Это не оправдание, в любом пункте обмена, при отделе регистрации могли бы обменять.

Кот только вздохнул и сокрушенно разведя лапами, потупил взгляд, даже усы опустил, показывая, что он очень виноват и раскаивается.

- И что, мы разве штрафом не отделаемся?

- Ну, насколько я помню, по закону полагается месяц исправительных работ, так что будешь сидеть на базе и марки клеить, - усмехнулся майор.

- Марки, мяу, да у меня на клей аллергия, да и как я дворянин буду клеить марки.

- Языком, - отрезал майор.

- Фу, - кот поморщился. - Господин майор, ну...вы же меня знаете?

- Знаю, - вздохнул Семен. - Ладно, для тебя есть другой выход. Ты свободно в течение суток покидаешь наш мир, правда с тобой отправляться вот эти два товарища, - он ткнул пальцем в сторону Алексея с Глорином.

- А в чем подвох? - прищурился кот, пристально смотря на майора.

- Ну как сказать, - Семен усмехнулся. - Ну во-первых, ты получишь коробку "Суперкиски", а во-вторых....

- Хватит и "киски", ради этого корма я согласен терпеть даже черномазого гнома.

- А во-вторых, - как ни в чем не бывало, продолжил Михайлов. - Я отправляюсь с вами.

Тут уже к широко раскрытым глазам кота, добавилась еще пара изумленных глаз.

Влад поджал колени и в задумчивости уставился на огонь, точнее сказать не в задумчивости, а в безмыслии, думать совершенно не хотелось. Уже несколько месяцев он находился в плену, хотя пленом это можно было назвать с большой натяжкой, ведь в пределах данного мира он был абсолютно свободен, однако это почему-то не радовало. Он предпочел бы сейчас с другими рабами гнуть спину на каменоломнях, чем сидеть в этой опостылевшей пещерке, ставшей его пристанищем и в сотый раз перебирать в мыслях свои ошибки. А еще по ночам приходила память - память о прошлой жизни и от этого становилось еще тяжелее. В отличие от многих, которые ее так никогда и не вспоминали, он ее помнил, помнил отчетливо и ясно. Помнил, как-будто это случилось вчера. Помнил друзей погибших за три года войны, помнил родной дом разбитый прямым попаданием авиабомбы и то, как он, сжав зубы, глотал текущие из глаз слезы, оплакивая своих родных. А еще он помнил, как долго и упорно не мог понять, почему ангелы не хотят вмешаться и остановить войну. И даже слова Старейшины о том, что человечество само должно переболеть детскими болячками и что они не вправе вмешиваться, не убедили его.

Тогда Старейшина, глядя на сжавшего кулаки ангела, лишь покачал головой и, с какой-то странной грустью в голосе, сказал:

- Постарайся запомнить одно, все в этом мире взаимосвязано намного сложнее, чем ты можешь себе представить, и иногда твой даже самый благородный поступок может обернуться для многих сущим адом.